Да, теперь он знал распорядок дня разбитной студентки иняза наизусть, знал всех ее подруг и друзей, а также друзей подруг и подруг друзей, знал, что Юля предпочитает домашнее малиновое вино всем прочим, что родом она из Приморска, что мама замужем за программистом и живет в Киеве, что по утрам девушка любит поспать, что спит она в пижаме, а не в сорочке, а переодеваясь, забывает задергивать занавески, что постоянных «порочащих ее связей не имеет» и, кроме английского и немецкого, изучает самостоятельно испанский и португальский… И – что?..
Тем не менее лейтенант составлял похожие друг на друга доклады, которые становились все лаконичнее, и скучал. Саша Зайцев родился в семьдесят первом году, а потому время «застоя» представлял себе именно так: ничего не происходит, но нужно делать вид, что работа кипит.
Его напарник, капитан Свиридов, застрявший в «наружке», смотрел на жизнь более философски: солдат спит, лужба идет. И лучше, если солдат спит не один.
Короче, капитан использовал «хазу» для встреч с продавщицами соседнего мебельно-коврового магазина. Естественно, представлялся он бизнесменом; обстановка квартиры способствовала поддержанию соответствующего имиджа, а на хорошее спиртное капитан никогда не скупился…
«Экономить деньги на женщинах – это все равно что экономить на себе. А экономить деньги на себе – это все равно что их тратить, только без удовольствия!» – это немудреное кредо Алексей Петрович Свиридов (в простонародье – Алекс) стремился привить молодому коллеге, но не привил. Зайцев искренне верил в свою счастливую звезду и в расплывчатом будущем видел себя не иначе как в генеральских погонах. Но и товарища не закладывал: шпилька, какую он вставил бы Алексу, получила бы высокое официальное одобрение, и – гораздо большее – высокое неофициальное неодобрение: люди – везде люди. И кого-то «продвигают» или «задвигают» все по тем же соображениям, что и век, два, три назад: порядочен или нет. Сегодня ты заложил, подставил ради благоволительного начальственного кивка товарища, а завтра… Так-то…
Как там у Козьмы Пруткова? «Если жена тебе изменила – радуйся, что она изменила тебе, а не Отечеству!»
…Азарт охотника беспокоил Сашу Зайцева с самого утра. Он сменил напарника в восемь, для порядка заглянул в многократный бинокль. В квартире напротив – все как всегда. С той только разницей, что девушка заболела и третий день сидела дома с тяжелейшей ангиной: ежегодные каверзы московской весны не обошли и ее.
Вообще-то лейтенант часто ловил себя на мысли, что девушка ему не безразлична. И даже не потому, что молода, хороша собой, свободна… Нет, понятно, если бы она была «негром преклонных годов», лейтенанту Зайцеву теперешнее задание вообще показалось бы «небом с овчинку»… Просто ему казалось неестественным, что он знает ее так хорошо, а она даже не подозревает о его существовании… За полтора месяца девушка настолько вошла в его жизнь, что однажды он чуть не лажанулся: спешил на дежурство, столкнулся с Юлей нос к носу на углу дома – и поздоровался… Девушка равнодушно заспешила мимо… Ох уж эти современные московские дворы и дома с лифтами, где люди живут годами, но незнакомы даже с ближайшими соседями… С оперативной точки зрения это очень удобно, а вот по жизни… А тогда Саша Зайцев испытал сложные смешанные чувства: с одной стороны – злость на собственную невнимательную глупость, с другой – досаду и даже какую-то горечь… Словно он был никем…
Телефон девушки тоже стоял на прослушивании; если сначала лейтенант дергался и поворачивал тумблер «на запись» после всякого звонка, то теперь он мог по голосу определить не только, кто звонит, но и о чем будут говорить. Были звонки разовые, таких было три: всех новых «респондентов» Саша, согласно инструкции, записывал. Среди этих трех – звонок от какого-то Дрона: мужчина консультировался об учебных заведениях типа интернатов с углубленным изучением иностранных языков, судя по всему, для устройства племянницы… Хотя разговор был наполовину деловой, наполовину – пустой болтовней, Зайцев вдруг, ни с того ни с сего, почувствовал укол ревности… Был деловой и одновременно нежный звонок от родственника: «дядя Володя» справлялся, не нуждается ли в чем девушка, интересовался здоровьем сестры… Третий звонок был невыясненный: мужской голос с неясным акцентом спросил Александра Яковлевича, услышав, что попал не туда, вежливо извинился и повесил трубку… Сашу Зайцева не оставляло ощущение, что неизвестный абонент (звонили из автомата на Тверской) попал как раз туда…
Но вписывать свои соображения в докладные записки он не стал: во-первых, это считалось дурным тоном – от «наружки» требовалась только добросовестная объективная информация, выводы делали другие, сопоставляя полученное с иными источниками; свои догадки, домыслы и бредни «мышонок» мог высказать только в одном случае: когда спросят. С другой стороны, мысли свои лейтенант не доверял даже Алексу: заработать при фамилии Зайцев кликуху Сыскной Волк легко, а вот двигаться с ней потом по службе – сложно…