У меня даже нет мук совести. Как такое возможно? Разве я настолько бездушна? Куда исчезли всепрощение и терпимость к людям, которыми я всегда кичилась и любила в себе? Надо же, как много вопросов у меня появилось.
У Тимофея на голове черный ежик из волос. Он вжался в угол своей кабинки, прямо, как я, в первую игровую ночь. Его серые глаза бегают со скоростью спринтера. Он дергается от каждого моего шага.
Нож с дребезгом выпадает из неожиданно ослабевших рук. Ноги отказываются меня держать. Я упираюсь руками в боковые стены кабинки, чтобы не упасть. Дыхание становится шумным, даже клокочущим. А выступившие слезы наполнены безысходностью.
- Тебе все равно придется это сделать. Так, не тяни время, – негромко произносит Тимофей.
- Ты хотя бы осознаешь, что происходит? – спрашиваю я, опускаясь на колени, чтобы поднять дрожащими руками нож.
- Осознаю, когда умру, – отвечает парень.
Я подползаю к нему на четвереньках, сжимая в правой руке черную рукоять. Слезы текут, не переставая. Рукавом рубашки я обтираю свой вздернутый нос. Тру до тех пор, пока не начинает щипать.
- Знаешь, почему из носа тоже начинает течь, когда мы плачем? – спрашиваю я, медленно придвигаясь к парню.
- Что? Нет, – он смотрит на меня с недоумением. Наверное, решил, что я окончательно съехала с катушек. И он не так далек от истины.
- Все дело в том… - начинаю я, - что глаза и нос связаны между собой. В нос открывается слезный канал, по которому во время плача в носовые ходы поступает слезная жидкость.
Я оказываюсь совсем близко к нему. Настолько близко, что почти вижу собственное отражение в его зрачках. Острие ножа я держу напротив его живота. Одно резкое движение и все будет кончено. Но я продолжаю говорить.
- Слезная жидкость омывает слизистую носа и вытекает наружу. Забавно, да? – на моем лице появляется искривленная ухмылка. Будто край губ кнопками прибили к щеке.
- Зачем ты это рассказы… - я не даю ему договорить.
Я хотела зажмуриться, но не смогла оторваться от глаз парня, в которых видела саму себя.
Вернувшись к себе, я кладу нож в ящик, после чего наскоро проверяю, не осталось ли на мне следов крови. Непонятно зачем, я даже пытаюсь привести в порядок волосы.
Звяканье панели уже не пугает меня. Кажется, будто я начинаю привыкать к происходящему.
Но, как только, смысл текста на экране доходит до моего сознания, я понимаю насколько ошиблась. Я не подготовила себя ровным счетом ни к чему. Становится ясно: до этого момента все было не так уж плохо.
Я склоняю голову набок и недоумевающе смотрю на текст: Анна играет за граждан; Ночью были убиты Карина – гражданин, Тимофей – мафиози.
Что значит: Карина убита? Нет. Это ошибка. Я быстрыми шагами направляюсь к ее кабинке. Хочу, как можно скорее убедиться, что она в порядке.
- Карина, ты… - я замечаю лежащую на полу подругу, которая после четырех пуль не издает даже предсмертных хрипов.
Я бросаюсь к ней и пытаюсь посадить, но ее тело беспомощно падает после каждой попытки.
- Нет… нет… - я не прекращаю надеяться на чудо. Даже поднимаю ей веки.
Может быть, она умерла не сразу, но сейчас в ней не осталось ни малейших признаков жизни. А ее глаза такие же пустые, какими становятся мои собственные в этот момент.
Осознав, что я потеряла ее, я плотно зажимаю рукой рот, чтобы не сорвать голос от рвущегося наружу крика.
В голове проносится вся моя жизнь, неразрывно связанная с Кариной. Мы познакомились в школе, когда главной фобией в наших жизнях - был страх оказаться у доски. Я даже не знаю, чего мы так боялись: плохой оценки, презрительного взгляда учителя или смешков одноклассников. Но все становилось таким неважным, когда я смотрела на нее. И сколько бы времени не прошло, ее улыбающиеся глаза и усыпанное веснушками лицо, были для меня одной из немногих отдушин в жизни.
Я вспоминаю ее родителей. Особенно, маму, Регину. Эту властную расчетливую женщину. Но разве она заслуживает потерять свою дочь?
Вместе с Кариной исчезло абсолютно все: надежды, которые на нее возлагали, ее собственные и родительские труды для ее перспективного будущего, улыбающиеся глаза и бьющая ключом юная жизнь.
Как странно, что в такой момент я думаю о фотографиях в ее гостиной. Казалось бы, что такого особенного в этом элементе декора. Но они значат намного больше. Они передают все радости и печали, которые она пережила. Это линия ее жизни. И она заканчивается здесь, на игре, на которой она оказалась по моей вине.
Я понимаю, что ошиблась насчет последнего фото. Возможно, им станет фото Карины в фиолетовом гробу.
Что может быть проще, чем дышать? Но я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Кажется, что грудная клетка вот-вот разорвется. Я чувствую не просто тревогу. Я ощущаю беспощадный опустошающий страх. Из-за онемевших конечностей, мне не удается даже пошевелиться. Не получается, даже приподняться. Продолжая задыхаться, я падаю на спину, а в ушах пульсирует сумасшедшее сердцебиение.
У меня паническая атака? А, может быть, инфаркт, и я умираю?
Но умереть мне не дают, хотя эта мысль даже начинает греть меня.