Игра в аду (СИ)

Теперь, он тянет руки к одной из открыток. Я даже не знаю от кого она, но вижу, что подарена в мой восемнадцатый день рождения. Его я праздновала с размахом. Тогда собрались все друзья и родственники. Родители арендовали два помещения в ресторане. Если закрыть глаза и сосредоточиться на этом воспоминании, в ушах начинает играть громкая музыка и раздаваться голоса близких, произносящие в мою честь тосты.

- Здесь написано, что это в день твоего восемнадцатого дня рождения от Карины.

Я представляю ее аккуратный почерк. Наверняка, подпись сделана разноцветными ручками. Возможно, каждая буква разным цветом. Я беру у Макса открытку и убеждаюсь в своих догадках. Карина уже никогда не изменится. Она будет жить исключительно в моей памяти и там навсегда останется такой.

- Зачем ты возишься в этом? Разве, это не тяжело? - спрашивает несмело сосед.

Я пожимаю плечами.

- Нравится делать себе больно? – этот вопрос Макс задает с большим напором.

Я вижу, что он не одобряет происходящего. Он не желает в этом копаться, и не хочет, чтобы это делала я. Мне кажется, что сосед посоветовал бы мне все это сжечь и навсегда забыть. Но я так не могу.

- Это все, что осталось от них, - отвечаю я единственное, что приходит в голову.

- Твои воспоминания о них - это то, что у тебя действительно осталось. А вот это все... – он небрежно берет горсть открыток и подносит их к моему лицу - Это всего лишь напоминания о том, что произошло. Все это для того, чтобы ты не забывала, ценой чьих жизней ты сейчас живешь.

Я начинаю часто моргать, чтобы не заплакать. Запрокидываю голову назад, укладывая ее на край кровати.

- Прости за то, что тогда ушла, ничего не сказав. Не знала, как тебя благодарить за то, что ты в очередной раз вывел меня из дома.

- Перестань. – Макс тоже запрокидывает голову. Теперь, мы оба смотрим на потолок.

- Я раздражаю тебя? – спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом.

Он поступает аналогично. Мне ничего не остается, как рассмотреть его лицо: светлые глаза, цвет которых, похоже, зеленый, но с крапинками светло-голубого оттенка. Ресницы такие длинные, что тень от них падает на щеки. И пусть, у него не самые правильные черты, он все равно красив.

- Ты вовсе меня не раздражаешь. Я… можно сказать, переживаю о тебе.

Когда это у него началось? С какого момента он решил, что забота обо мне ложится на его плечи. С чего он вдруг решил, что я позволю ему это делать?

Но ведь я действительно позволяю, иначе бы он здесь не сидел.

- Давай уберем все это? – спрашивает Макс с таким сочувствующим выражением лица, что я не могу не кивнуть.

Он берет коробку и начинает аккуратно складывать туда мои вещи. Вещи, в которых боли больше, чем во мне самой.

Но я, в отличие, от них, как губка, впитываю новые эмоции и создаю новые воспоминания, которые и дают мне сил жить дальше.

19 глава

На игре

На этом свете Анжелику держит лишь одно: я все еще не отдала против нее свой голос. Даже Натали и Анна сдались несколько минут назад, хоть им и было также тяжело.

Тяжело. Что это вообще за слово. Разве оно отражает наше безысходное положение? Показывает ли оно, каково это, быть абсолютно безвольным? Могут ли другие, услышав слово «тяжело» почувствовать страх за возможные последствия от наших действий?

Своим поведением я подвергаю опасности Лизу. Она может поплатиться за мою неспособность нажать на кнопку. Кажется, что нет ничего проще. Но для меня это сложнее, чем пырнуть незнакомого человека ножом.

- У тебя две минуты! – процеживает мне, покрасневшая от злости, София.

Анжелика поднимает опущенную голову. У нее выпученные, почти не покрытые веками глаза. Они безостановочно вращаются из стороны в стороны. Губы двигаются так, словно она задыхается. Кончики пальцев беспомощно скользят по подлокотникам деревянного стула, после чего ее руки сжимаются в кулак.

- Электрический стул – самое подходящее приспособление для приведения в исполнение смертных приговоров, - произносит София, словно заученный заранее, текст.

Снова этот преподавательский тон. Я больше не могу молчать.

- Только у тебя нет никаких прав приговаривать кого-то к смерти! – испугавшись собственной дерзости, я хлопаю себя ладонью по губам, а после плотно зажимаю рот, чтобы не ляпнуть чего-то еще.

Организатор смотрит на меня с язвительной ухмылкой.

- А у тебя есть?

Я вздрагиваю, и она видит мой испуг. Всего несколько слов, но их достаточно, чтобы выдать мою роль и сделать следующей жертвой.

- Как и у остальных, отдавших свой голос против нее? - продолжает она, отводя от меня подозрения - И, между прочим, это один из самых гуманных способов умерщвления.

- Что гуманного в поджаривании мозгов? - спрашиваю я, ощутив от Софии вызов.

- Ты бы предпочла гильотину? - усмехается женщина, и у меня появляется желание плюнуть ей в лицо.

Непонятно в какой момент, но все происходящее превращается в наше с Софией противоборство. Мы пристально смотрим друг другу в глаза. Кажется, она даже забыла о Лике. А, может быть, подумывает посадить меня на ее место?