Игра в бессмертие

Затворник умолк, дав мне это обдумать.

— Но зачем Кнежик ребёнок? — проронил я. — В смысле, она ж была помешана на науке… В интервью даже жаловалась, что ей некогда спать.

— Может, как раз из–за бесценного отпрыска? — заметил Затворник. — Судя по всё тем же слухам, она над ним тряслась как наседка: он даже в школу не ходил — был на домашнем обучении.

— Но в Сети о нём ни слова… — с сомнением вставил я.

— А чего ты хотел? Сведения об ЭКО регулируются законами о защите частных данных: право на забвение и всё такое… Они ж за последние лет пятнадцать ужесточились настолько, что ни один поисковик не захочет рисковать — особенно с монстрами уровня Кнежик. Её адвокаты самого чёрта порвали бы в клочья.

Поразмыслив над этим всего пару секунд, я понял, что Затворник прав: порвали бы, и ещё как… Ни от рогов, ни от хвоста бы ничего не осталось.

Заодно мне подумалось, каково это — так дрожать над своим чадом, чтобы скрыть его от всех?.. Видимо, Кнежик была из тех гениев, которые «с прибабахом»; они иногда попадают в историю, но чаще — в дурдом.

— О нём хоть что–нибудь известно? — естественно, я имел в виду её сына.

— Молодой, — пожал плечами Затворник, — лет двадцать, может, чуть больше. Судя по всему, нелюдимый, как и его мать. Говорят, за пару лет до её смерти он съехал и жил отдельно: слинял сразу, как исполнилось восемнадцать. Но даже после этого остался одиночкой: нигде не тусил, в светскую хронику не попадал, — сделав паузу, Затворник признался: — Всё это настолько странно, что выглядит дезой… В общем, не ручаюсь за достоверность.

Я рассеянно кивнул.

Нигде не тусил, в светскую хронику не попадал… Нелюдимый… Не потому ли, что он чем–то болен?..

Мне вспомнился Взломщик — и как он вёл себя в приват–зоне.

— А что касается того, чем занималась Кнежик незадолго до смерти, — продолжил Затворник, — то тут ничем порадовать не могу. Вроде был один проект с рабочим названием «Феникс», но о нём ничего не известно. Если честно, я и в названии не уверен.

Затворник умолк, а я вздрогнул.

Феникс — символ возрождения. Символ воскрешения и вечной жизни.

Символ бессмертия.

А в унисон с этой мыслью прозвучал писк — вроде того, что издаёт микроволновка по окончании разогрева. Передо мной вспыхнул красный восклицательный знак.

Затворник переменился в лице.

— Ларин, у тебя проблемы.

Я глядел на красный знак с тем чувством, какое испытывают на краю пропасти.

— Экстренный выход… — прошептал я.

Потом вспомнил: мы в локации Затворника. Тут экстренный выход не предусмотрен.

Но он сказал:

— Я разрываю твой контакт с ВИРТУСом… Ты будешь в реале через восемь секунд.

Я судорожно кивнул.

Восемь секунд — это мелочь. И целая вечность, когда горит красный восклицательный знак.

Он мог загореться лишь из–за ЧП — например, при пожаре… Или если трубу прорвёт… Или при землетрясении…

Или если кто–то вскрывал мой дверной замок.

* * *

Открыв глаза, я сразу понял, что нахожусь в комнате не один.

Я никого пока не видел, но чувство было однозначным: рядом кто–то точно есть. Он пришёл по мою душу, и он уже близко. Его взгляд буравил спинку гейм–кресла.

Он меня видел, а я его — нет.

— Без глупостей, Клим, — сказали сзади — почему–то приглушённо, будто визитёр был в маске. — Посмотри вверх.

Я посмотрел.

Надо мной висел дрон — угрожающе низко, как шмель над цветком. Дрон был чёрный, шестироторный. Под его брюхом поблёскивали баллончики с открытыми распылительными головками.

Сзади вновь заговорили:

— Надеюсь, ты не думаешь, что это дезодорант? Вставай, но без резких движений.

Медленно встав, я развернулся.

Незваный гость был у порога. Им оказался Лоцкий, но узнал я его не сразу: нижнюю часть его лица скрыл резиновый респиратор. По бокам были фильтры, глаза защищали пластиковые очки.

— Второй раз не здороваюсь, — сказал Лоцкий. И сумбурно добавил: — Я же обещал, что ещё с тобой свяжусь.

— Обещал… — растерянно признал я.

И осознал всю нелепость его слов: он что, пришёл поговорить?.. С дроном и в противогазе?.. Взломав для этого мою дверь?!

Но тут до меня запоздало дошло, во что Лоцкий одет: перчатки и комбинезон. Это было очень плохо. Он ведь так вырядился, чтобы следов не оставлять…

— Сядь, Клим, — велел Лоцкий.

— Куда?.. — тупо спросил я.

Лоцкий подумал и решил:

— На диван. Руки держи так, чтобы я их видел. И учти, что гексакоптер определил тебя как цель: дёрнешься — выпустит газ.

Дождавшись, пока я сяду, Лоцкий занял кресло напротив.

— Сейчас мы будем говорить, — мягко сообщил он. — От итогов разговора зависит твоё будущее. Хотя есть вероятность, что его у тебя не будет.

— Я уже догадался… — мрачно сострил я.

Взгляд мой упал сначала на дрон, затем — на плазменный экран, где отражалась прихожая. Заметив это, Лоцкий поморщился:

— Вот только не надо этих глупых предположений: входную дверь я закрыл. Замок не взломан, я использовал отмычку. Кстати, не вздумай орать: звук свыше семидесяти децибел станет для дрона сигналом к атаке.