Ещё вчера на пути в Хирсланд Кнехт решил: что бы там ни случилось, он ни при каких обстоятельствах не будет раскаиваться в содеянном. На сегодня он запретил себе даже думать о подробностях своего разговора с Магистром Александром, о своей борьбе с ним и за него. Теперь он весь отдался чувству отдохновения и свободы, которое переполняло его, как переполняет оно земледельца, закончившего тяжёлый трудовой день; в душе его был разлит покой, он знал, что свободен от всех обязанностей, что он никому в эту минуту не нужен, выключен из всего, не должен ни работать, ни думать; полный ярких красок день, обволакивавший его своим нежным сиянием, воплощал только этот миг, ничего не требуя, не зная ни прошлого, ни будущего. Порой Кнехт, довольный, напевал вполголоса одну из тех походных песенок, какие они некогда, ещё будучи маленькими учениками элитарной школы в Эшгольце, распевали на три-четыре голоса во время прогулок, и из поры ясной зари его жизни выпархивали, словно щебечущие птицы, отголоски светлых воспоминаний и звуков.
Кнехт остановился под вишнёвым деревом с листвой, уже тронутой осенним пурпуром, и присел на траву. Он сунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда вещицу, какой Магистр Александр никогда не предположил бы у него, – маленькую деревянную флейту – и стал рассматривать её с нежностью. Этот простенький, похожий на детскую игрушку инструмент принадлежал ему с недавних пор, примерно с полгода, и он с удовольствием вспоминал тот день, когда флейта стала его собственностью. Он поехал в Монпор, чтобы обсудить с Карло Ферромонте некоторые проблемы теории музыки; между прочим, зашла речь о деревянных духовых инструментах разных эпох, и Кнехт попросил своего друга показать ему Монпорскую коллекцию инструментов. После приятнейшей прогулки по нескольким залам, где выстроились старинные органы, арфы, лютни, фортепьяно, они пришли на склад, где хранились инструменты для школ. Там Кнехт увидел целый ящик таких флейточек, облюбовал себе одну, попробовал её и спросил друга, может ли он взять её себе. Карло со смехом предложил ему выбрать, какую хочет, со смехом выписал на неё квитанцию, после чего подробнейшим образом объяснил ему строение инструмента, обращение с ним и технику игры. Кнехт взял с собой эту приятную игрушку, теперь у него, впервые со времён детской флейты в Эшгольце, был духовой инструмент для упражнений на досуге. Кроме гамм, он разучивал старинные мелодии из сборника, составленного Ферромонте для начинающих, и из магистерского сада или из спальни Кнехта порой разносились мягкие сладостные звуки маленькой флейты. Ему ещё было далеко до мастерства, но всё же он разучил несколько хоралов и песен из того сборника, знал их наизусть, некоторые даже со словами. Одна из этих песен, подходившая к настоящей минуте, пришла ему на память. Он произнёс вполголоса несколько строчек:
Потом он поднёс инструмент к губам и заиграл мелодию, посмотрел на горные вершины в мягко сияющей дали, услышал, как отзвучали сладкие переливы набожно-весёлой песни, и ощутил себя в единении и согласии с небом, горами, песней и сегодняшним днём. Ему приятно было осязать между пальцами гладкую круглую деревяшку и думать о том, что, кроме платья на его теле, эта маленькая флейта – единственное имущество, которое он позволил себе унести из Вальдцеля. За долгие годы вокруг него скопилось нечто вроде личного достояния, в особенности записи, тетради с выписками и тому подобное; всё это он оставил, пусть пользуются в Вальдцеле, кто захочет. Но маленькую флейту он взял с собой и радовался, что она с ним; это был скромный и милый товарищ в пути.
На следующий день путник прибыл в столицу и явился в дом Дезиньори. Плинио сбежал ему навстречу по лестнице и взволнованно обнял его.
– Мы с таким нетерпением и беспокойством ожидали тебя! – воскликнул он. – Ты сделал великий шаг, друг мой, да принесёт он нам всем благо! Но как они тебя отпустили? Вот никогда бы не поверил!
Кнехт засмеялся:
– Как видишь, я здесь. Но об этом я расскажу тебе позднее. А сейчас я хотел бы прежде всего приветствовать моего воспитанника и, разумеется, твою супругу и подробно с вами договориться, в чём будут состоять мои обязанности. Мне не терпится приступить к работе.
Плинио позвал горничную и велел ей тотчас же привести сына.