Игра в бисер

Пробудившись от короткого сна, ещё ничего не сознавая, он хотел было протереть глаза, но не смог, обе руки оказались занятыми, они что-то держали. Тогда он окончательно проснулся, открыл глаза и не увидел никаких стен – повсюду был разлит яркий, ликующий свет: на деревьях, на листве, на мху. Даса долго моргал, этот свет ударил его бесшумно, но с огромной силой, и страшная дрожь пронизала его с головы до пят, он моргал и моргал, лицо его исказилось, словно в приступе плача, и наконец он вновь широко открыл глаза. Он стоял в лесу и держал в руках наполненный водой сосуд, у его ног переливался родник то зелёным, то бурым цветом, там, за папоротниковой чащей, он знал, находится шалаш и там его ждёт йог, пославший его за водой, тот самый, который так странно смеялся, когда он просил рассказать ему о майе. Так, значит, он не проиграл сражения, не потерял сына, не был князем, не был отцом, и всё же йог исполнил его желание и показал ему, что такое майя: дворец и сад, книги и птицы, княжеские заботы и отцовская любовь, война и ревность, любовь к Правати и мучительное недоверие к ней – всё это было Ничто. Нет, не Ничто, всё это было майя! Даса стоял потрясённый, слёзы катились по щекам, в руках дрожал и колебался сосуд, которым он только что зачерпнул воды для отшельника, влага плескалась через край и сбегала по ногам. Ему почудилось, будто от него что-то отрезали, что-то изъяли из головы, и образовалась пустота: так внезапно он потерял столь долгие прожитые годы, оберегаемые сокровища, испытанные радости, перенесённую боль, пережитый страх и отчаяние, которые он изведал, дойдя до самого порога смерти, – всё это у него отнято, сгинуло, стёрто, превратилось в Ничто и всё же не в Ничто! Остались воспоминания, целые картины запечатлелись в мозгу, он всё ещё видел: вот сидит Правати, огромная и застывшая, с поседевшими в один миг волосами, а на коленях лежит сын, и кажется, будто это она сама задушила его, будто это её добыча, а руки и ноги ребёнка, словно завядшие стебельки, свисают с её колен. О, как быстро, как чудовищно быстро и страшно, как основательно ему показали, что такое майя! Всё куда-то отодвинулось, долгие годы, полные столь значительных событий, оказались сжатыми в мгновенья, и всё, что представлялось ему такой насыщенной реальностью, всё это он видел только во сне. А вдруг и всё остальное, что было до этого, вся история о княжеском сыне Дасе, его пастушеской жизни, его женитьбе, его мести, его бегстве к отшельнику – вдруг всё это были только картины, какие можно увидеть на резных стенах дворца, где среди листьев изображены цветы и звёзды, птицы, обезьяны и боги! А то, что он, пробудившись, переживал и видел сейчас, после утраты княжества, после сражений и плена, то, что он стоит сейчас у источника с сосудом в руках, из которого опять выплеснулось немного воды, все его мысли – не из того же ли они материала, не сон ли всё это, не мишура, не майя? А всё, что ему ещё предстоит пережить, увидеть глазами, трогать руками, пока наконец не наступит смерть, – разве это будет из другого материала, разве это будет что-то другое? Нет, вся эта прекрасная и жестокая, восхитительная и безнадёжная игра жизни, с её жгучими наслаждениями и её жгучей болью, – только игра и обман, только видимость, только майя.

Даса всё ещё стоял ошеломлённый. Сосуд в его руках опять дрогнул, выплеснувшись, вода сбегала по пальцам ног на землю. Что ж ему делать? Снова наполнить сосуд, отнести йогу, чтобы он посмеялся над ним, над всем тем, что Даса пережил во сне? Это было мало привлекательно. Он опустил сосуд, вылил воду и отшвырнул его в мох. Сел и стал размышлять. Хватит с него снов, этого демонического переплетения событий, радостей и страданий, разрывающих сердце и заставляющих стынуть кровь, а потом вдруг оказывающихся майя и одурачивших тебя, хватит с него всего этого, не надо ему ни жены, ни детей, ни трона, ни побед, ни мести, ни счастья, ни ума, ни власти, ни добродетелей. Ничего ему не надо, кроме покоя, он жаждет конца, хочет остановить вечно крутящееся колесо, эту бесконечную смену видений, он жаждет стереть их. Для себя он жаждет остановить и стереть, как он жаждал этого, когда в том последнем сражении набросился на врагов, рубил и крушил, когда рубили и крушили его самого, и он наносил раны и получал их в ответ, покуда не рухнул на землю. А что же было потом? Потом наступил провал беспамятства, или дремоты, или смерти. И тут же опять пробуждение, и в сердце вновь врывается волна жизни, поток чудовищных, прекрасных и страшных видений, бесконечный, неотвратимый, и ты не увернёшься от него до следующего беспамятства, до следующей смерти. Да и она, возможно, будет лишь кратким перерывом, недолгим роздыхом, чтобы ты перевёл дух и снова стал одной из тысяч фигур в этой дикой, дурманящей и безнадёжной пляске жизни. Нет, это неизгладимо, этому нет конца.