Балабанов с недовольным ворчанием облил голову холодной водой, чтобы окончательно проснуться. А проснувшись, нацепил рубашку, костюм и вышел из каюты, приглаживая на ходу ладонью свои жиденькие волосы. Поднявшись лифтом на палубу «Променад», он быстрым шагом пересёк её и поспешил к кормовой части. Стук его шагов тонул в мягких объятиях ковровых покрытий и не тревожил обитателей погрузившегося в сон теплохода. Пройдя коридор почти до конца, Балабанов поднялся по лестнице и оказался под открытым небом на кормовой площадке палубы «Бутс», где и располагались бассейн с баром «Матрёшка». Там его уже ждали.
Картина перед глазами Виктора Андреевича Балабанова предстала впечатляющая, вполне достойная завязки хорошего детективного романа – покойник, звёзды и обволакивающая всё тишина. Участники открывшейся картины располагались следующим образом: Полина сидела у стойки бара, опустив голову, и еле заметно теребила пальцами уголок накинутой на её плечи шали. Она казалась сильно напуганной. Её взгляд, недавно столь озорной и весёлый, потух, и не плакала она, может, лишь оттого, что шок после случившегося ещё не прошел. Рядом с Полиной стоял Альберт Сергеевич Ковец. Хмуро глядя куда-то в темноту, простиравшуюся за бортом, он курил трубку, и дым над его головой уносился ветром вверх и в сторону. Он выглядел спокойным, но напряжённым. Чуть поодаль от Ковеца облокотился о стойку бара Костя Обухов. Он тоже выглядел спокойным, но это шло скорее от усталости и равнодушия. Видимо, время, проведённое среди людей не особенно ценивших человеческую жизнь, отучило его задумываться и сопереживать. Кроме того, двое сидели в плетёных креслах напротив стойки – Эльвира, укутавшаяся в кофту Альберта Сергеевича и не сводившая глаз с бирюзового квадрата бассейна, как будто она боялась взглянуть на присутствующих, и Гарик. Этот, возложив ногу на ногу и закурив сигарету, просто с интересом ждал продолжения. Почти не заметный за спинами остальных бармен сидел за своей стойкой и нервно курил, тупо глядя в пол. Рука его дрожала. Он был напуган по-настоящему. Во всяком случае, он не скрывал этого. А в стороне, рядом с бассейном, лежал труп Вадима Щукина и из груди его зловеще – словно укор всем присутствующим – торчала рукоятка ножа. Никто не желал смотреть в ту сторону.
Дополняли же картину главный врач корабельного госпиталя и капитан Овсянник. Они о чём-то тихо разговаривали и в полнейшей тишине этого трагического момента были единственными людьми, которые издавали хоть какие-то звуки. «Ну, дела!» – подумал Балабанов, и подумав таким образом, замкнул умозрительный круг действующих лиц этой невольно складывающейся драмы. Помнится, точно такую же фразу произнёс Полинин шатен из ресторана, когда первым среагировал на её крик. Впрочем, подумав «ну, дела», Виктор Андреевич Балабанов имел в виду совсем другое. Просто для него теперь стало совершенно очевидно, что ничего хорошего ближайшие дни не принесут.
С другой стороны, когда наш детектив появился на месте происшествия и молча окинул его оценивающим взглядом, все, кто находился здесь (за исключением, разумеется, Щукина), так же молча посмотрели на него и увидели перед собой худого лысеющего человека небольшого роста с задумчивым взглядом и замечательно лопоухого. Такое противоречие между взглядом и ушами создавало впечатление исполнительного трудяги, не очень удачливого, но честного и упрямого.
Между тем, капитан Овсянник прервал беседу с врачом, размеренным шагом подошёл к детективу, взял его под локоть и увлек за собой.
– Б-боюсь, что у нас неприятности, Виктор Андреевич.
– Хороши неприятности, – проворчал Балабанов, глядя на распластанный у бассейна труп, – представляю, какой будет скандал.
– Никаких с-скандалов, – отрезал Овсянник и переадресовал Балабанова главному врачу госпиталя: – Павел Самуилович, в-введите Виктора Андреевича в курс дела.
– В общем, сказать можно немного, – вздохнул Павел Самуилович. – Смерть наступила в течении прошедшего часа, но точное время установить пока трудно. Он успел посидеть на ветру, а перед этим, видимо, побывал в бассейне… Причиной смерти без сомнения является проникающая рана в область грудной клетки, в результате которой было задето сердце. Смерть была мгновенной… Что еще? Других ранений на теле очевидно нет.
– Терпеть не могу крови, – проворчал Балабанов.
– В-валерий Андреевич, я попросил бы вас очень серьезно подойти к этому п-происшествию.
– Нет, я просто имел в виду, что если вытащить нож из груди, то должна пойти кровь. А?
– А мы не б-будем вытаскивать нож.
– Но это моя основная улика…
Балабанов посмотрел на врача.
Тот отрицательно мотнул головой.
– Из этой груди никакая кровь не пойдет.
– Поступайте, как знаете, – сказал обоим капитан, – но не забывайте, что у нас очень мало времени. Сегодня в-во второй половине дня «Россия» пребывает в Пирей и до этого времени мы должны прийти к к-какому-то решению.
– Хорошо бы.