— Как же, родненькая?.. А у меня шашанадцатый. — Голос плачуще звенит.
— Ну–ка, дайте ваш билет!
Старушка растерянно озирается. Не хочет вещи в грязь ставить. А больше некуда. Девочка делает шаг вперёд.
— Давайте подержу, бабушка.
Проводница билет разглядывает.
— Всё ясненько, — говорит. — Кассирша напутала. С ней и разбирайтесь.
— Дак как же…
— А вот так же. — Проводница уже и дверь закрывает.
За размытым дождём окном вагона смутно виднеется лицо матери. Мать уезжает на юг. «Развеяться после этого кошмара».
Состав потихоньку трогается. Пятнадцатый вагон уезжает. Теперь старушка стоит рядом с невидимым шестнадцатым, в который ей выписан билет.
Поезд уходит.
Девочке хочется плакать. Мокрый ветер сбивает с её головы капюшон. Дождь мочит волосы. Капли бегут по лицу.
— Эй, послушайте, — окликает она старушку. — Заберите свои шмутки.
— Грубая какая, — ворчит старушка.
…«Вот и делай после этого людям добро», — мрачно думает девочка, прыгая с дощечки на дощечку. Права мать: хочешь нажить врага — сделай человеку доброе дело.
Не успевает девочка войти в здание вокзала, как гаснет свет. И в пустом зале ожидания, и по всему коридору. Чуть не ощупью пробирается на светлую полоску впереди.
И оказывается помещение буфета. За прилавком стоит буфетчица. В крохотном зальчике два столика. За одним сидит недовольный мужчина. Он пьёт чай. За другим — милиционер. Точнее — милиционерша. Она тоже пьёт чай.
— Знаете, — обращается девочка к буфетчице, — у вас там вода с потолка капает. — Машет рукой в сторону зала ожидания.
— Ну и пусть капает, — отвечает буфетчица. — Лишь бы здесь не капала.
Тотчас начинает капать и здесь. Прямо на стол, за которым сидит недовольный мужчина.
— Безобразие! — вскакивает он. — Здание давно пора ставить на капитальный ремонт.
— Вас забыли спросить, — хмыкает буфетчица.
Отодвинув стол, она ставит под капли эмалированный таз. Капли звонко стучат о дно таза.
Появляется старушка. И с ходу начинает жаловаться:
— Пошла, а вагончика мово и нету. Во как!
Недовольный мужчина уши навострил.
— Как это — вагона нет?
— А нету — и всё, — торопится объяснить старушка. — Как бес унёс.
— Прицепить забыли, — мигом разобрался в ситуации недовольный мужчина. — Ну работнички! Нигде порядка нет! Кругом бардак!
За окнами льёт пуще прежнего. В тазу булькает.
— Завтра я, значит, выходная, — вслух размышляет милиционерша. — На рынок надо будет сходить, постирать…
— А мой–то внучок вчера говорить начал, — хвастается буфетчица. — Первое слово сказал.
— Да-а? — делается у милиционерши умилённое лицо. — И какое же?.. «Папа» или «мама»?
— Газета! — гордо отвечает буфетчица.
— Скажите, какой умный… — поражается милицонерша.
— Вы это дело так не оставляйте, — советует старушке недовольный мужчина. — Пишите жалобу. Министру путей сообщения. Я вам сейчас черновичок набросаю. — Он живо выхватывает из кармана блокнот и ручку.
Старушка, пригорюнившись, глядит в окно. Недовольный мужчина строчит письмо министру. В зале ожидания с потолка льётся вода.
Девочка подходит к «справочной» и, смело нажав кнопку, говорит:
— Эй, ты, дурак!
Ей никто не отвечает.
XXI век закончится в среду
С женой мы разошлись пять лет назад. Иногда я ей звонил. И, когда она брала трубку, кричал:
— Рафаэль умер в пятницу!
Или ещё что–нибудь в этом роде. И, не дожидаясь её реакции, бросал трубку. Один раз я позвонил в три часа ночи. К телефону подошла моя десятилетняя дочь.
— Позови маму, — сказал я.
— Она спит, — ответила дочка.
— Ну так разбуди, — потребовал я, — ты что, не узнала, кто говорит?
— Узнала. Она с новым мужем спит.
Больше я по ночам не звонил. Но вот как–то шёл по улице. Днём. И вдруг возникло настроение — позвонить. Я позвонил.
— Двадцать первый век закончится в среду! — бодро сообщил я, как только с той стороны взяли трубку.
— Кто это говорит? — раздался мужской голос.
Я почему–то сразу понял, что это не муж. И не любовник… Просто что–то случилось.
— Её бывший муж, — осторожно ответил я.
— Сегодня в четырнадцать ноль ноль вы должны прийти в морг на опознание, — сказал мужчина. — Таков порядок. Вы поняли?
— А что случилось? — спросил я.
— Ваша бывшая жена повесилась, — сухо сообщил он. — На чёрных колготках.
— На чёрных? — повторил я тупо.
Зазвучали гудки отбоя.
Жена любила говорить, что у каждого человека есть свой ангел хранитель. А у неё так целых два. Оба пушистенькие и с зелёными глазками. Они повсюду следовали за ней и оберегали. Вот только на сей раз что–то не уберегли….
Да, не уберегли, — думал я, кутаясь в плащ. Всё время приходилось идти навстречу ветру. Ледяному, пронизывающему ветру, который не утихал ни на секунду.
Ворота в морг были широко распахнуты. Входная дверь тоже была нараспашку.
— Идите сюда, — приказал мне мужчина.
Я подошёл.
На столе лежало тело, накрытое простынёй.
Мужчина отогнул край простыни. Я посмотрел. Лицо мёртвой женщины было мне незнакомо.
— Я её не знаю, — сказал я.
— Ясненько. — Он выбил из пачки сигарету. — Хотите?
Я помотал головой.