Легкораненый фашист, прихрамывая, подошел поближе и отвесил Курочкину еще одну оккупантскую оплеуху. Партизаны Леня Голиков или Марат Казей из школьного детства Дмитрия Олеговича наверняка бы не упустили возможности плюнуть в лицо гитлеровца и попасть. Дмитрий Олегович зажмурился, героически плюнул и, естественно, промахнулся.
- Плюется, - удовлетворенно заметил первый
из фашистов. - И возражает... Наш кадр. Мы попали в точку. Цум тойфель.
Тем не менее второй фашист еще колебался.
- А вдруг ошибка? - с некоторым сомнением в голосе проговорил он. Помнишь, как мы пролетели с тем электриком? Сколько провода извели - и все впустую.
- Ну почему же впустую? - не согласился первый. - Мы честно отработали вариант нумер айне. Отрицательный результат - тоже результат...
Слушая эту жуткую беседу, Курочкин все больше проникался уверенностью, что угодил в лапы молодых садистов. Валентина иногда перед сном любила рассказывать мужу всякие криминальные новости, вычитанные из газеты "Московский листок". По ва-лентининым рассказам выходило, что из трех москвичей двое - кандидаты в извращенцы. После таких веселеньких историй на ночь глядя Дмитрий Олегович впадал в оцепенение и с превеликим трудом возвращал себя к жизни для исполнения супружеского долга. Справедливости ради заметим, что пока ему это удавалось: неисполнение долга породило бы у Валентины столь кошмарные подозрения, что обычным допросом он бы не отделался. Приходилось напрягаться...
- И все же, - не отставал второй фашист, все внимательнее разглядывая Курочкина. - Что, если это действительно другой?
- О, майн готт! - не без раздражения отозвался первый оккупант. Даже перестал массировать раненую ногу. - Твоя мнительность доведет тебя когда-нибудь до психушки...
Мысленно Дмитрий Олегович тотчас же согласился с этими словами, даже без "когда-нибудь". Валентинина статистика не обманула: из трех присутствующих здесь граждан одним был сам Курочкин, а двое других и впрямь смахивали на извращенцев.
Черт, как же называется эта перверсия? Насколько Курочкину было известно, в "Мужской сексопатологии" Свядоща шла речь о трансвеститах - любителях переодеваться в женскую одежду, но ни полслова не упоминалось о любителях немецко-фашистского обмундирования. Правда, Курочкин смутно припомнил какой-то зарубежный кинофильм про некоего портье, который ходил на свидание в эсэсовском мундире, но тот, по крайней мере, носил эту униформу в молодости. Парочка же юных гитлеровцев наверняка свое детство проходила, в самом худшем случае, в октябрятах. И, главное, тот портье не приставал к пятидесятилетним фармацевтам... Ошибка, тут явная ошибка!
К тихой радости Дмитрия Олеговича, мнительный извращенец попрежнему колебался. Что-то его в Курочкине смущало.
- И все же... - вновь протянул он.
- Цум тойфель! - выругался первый оккупант-извращенец. - Хрен с тобой, давай по порядку. Адрес правильный, так?
- Адрес правильный, - вынужден был признать мнительный.
- Описание подходит, так?
- Описание... - извращенец, подверженный сомнениям, критически осмотрел внешность Дмитрия Олеговича. - По-моему, этот низковат...
Курочкин немедленно попытался еще более съежиться:
- ...и толстоват...
Курочкин старательно надул щеки и постарался как можно дальше вперед выпятить живот. С умилением он вдруг подумал о жареной картошке, не сохранившей ему талию. Может, оно и к лучшему? Лучше быть живым и пузатым, чем покойным и худощавым.
- Это не я, - максимально внушительным тоном проговорил он. - То есть я - это не он...
Захромавший черномундирник погрозил Дмитрию Олеговичу перчаткой.
- Геноссе Потапов не понимает, - с укоризной в голосе отозвался он. - Его дело - стоять пока да помалкивать. А то хуже будет.
- Я не Потапов! - взвыл Курочкин. - Я - Ку-роч-кин!!
- Ага-ага, - закивал ушибленный оккупант. - Уточкин. Гусичкин. Я так и знал, что начнет отказываться. Петров, царство ему небесное, тоже сначала себя Ивановым называл... Но потом разговорился.
- Я - не Потапов! - закричал Дмитрий Олегович. - Я не знаю, кто такой Потапов!
Мнительный извращенец пожал плечами.
- Убедительно орет, - заметил он. - Вдруг и правда не Потапов? Покажи-ка аусвайс, - обратился он к Курочкину. - Ну, паспорт, документ какой...
Дмитрий Олегович машинально ощупал карманы. Разумеется, ни в домашней рубашке, ни в карманах домашних синих брюк, ни даже под подошвой шлепанцев не было и следа хоть маленького удостоверения, что он - именно Курочкин. Только на самом кармашке была вышита Валентиной буква "Д".
- Аусвайса нет, - тоскливо проговорил он. - Но вот тут буква "Д"...
- Зер интерессант! - осклабился ушибленный. - Стало быть, ты теперь уже не Уточкин, а какой-нибудь Дудочкин. Да?
- Курочкин... - в отчаянии простонал Дмитрий Олегович, потихоньку начиная сомневаться, не Потапов ли он, в самом-то деле. - "Д" - от слова "Дмитрий".
- По-моему, он заговаривается, - сказал фашист номер два. - А ведь Потапов не должен быть психом.