Игра в гестапо (Игра в гестапо - 2)

- А другие варианты? - сказал он. - Компьютерный контент-анализ строки "Умер от родов сантехник Синицын" ничего не дал, пришлось искать по старинке, что называется, методом проб и ошибок. Мы, как савраски, мотались по всей стране, на одни железнодорожные билеты я истратил целое состояние. А еще этих двух недорослей приходилось кормить за свой счет... Тридцать девять сантехников Синицыных в одном только Ростове-на-Дону! Девяносто два в Саратове! Почти полторы тысячи в северной столице!.. И везде - нулевые результаты: нет, не был, не знает, не участвовал, не хранил... Ваш случай, дорогой мой геноссе Потапов, по закону подлости оказался в самом конце. Я, видите ли, имел неосторожность довериться одной из версий четверостишия, где последние два стиха звучали так: "Но у него еще все впереди, Если он вытащит лом из груди..." Теперь-то я знаю, что канонический вариант у Кондратьева выглядел по-иному, а тогда этот лом торчал из груди персонажа, словно лыко из строки, ^- ни туда и ни сюда. Когда я уже совсем отчаялся, помог случай. В класс, где учился мой родной внук, пришел новенький и первым делом запустил в обиход несколько текстов для моей коллекции. Не знаю уж, в какой глухомани жил прежде этот мальчик, но факт тот, что именно в этой местности каким-то чудом законсервировалось в неприкосновенности то самое кондратьевское сочинение. Вот оно!

Доктор откашлялся, принял артистическую позу и продекламировал:

Дети в подвале играли в гестапо: Зверски замучен сантехник Потапов. Уши гвоздями прибили к затылку, Чтоб он признался, где спрятал бутылку.

У Курочкина от страха потемнело в глазах. В его воображении возникла душераздирающая сцена вбивания гвоздей в собственные уши. "Похоже, у доктора его теория не расходится с практикой, - с ужасом подумал он. - Бедные Синицыны! Бедный я!!." Преодолевая сопротивление повязки, Дмитрий Олегович уже в который раз попытался зубами подвинуть кляп, однако победил в своем стремлении какие-то жалкие доли миллиметра. Сил хватило лишь на тихое сдавленное мычание.

- Вот вы и дозрели, драгоценнейший мой Потапов! - довольно произнес герр доктор. - Смотрите, как все замечательно вышло: я вам поведал о своих разысканиях, а вы, я чувствую, сейчас удовлетворите мое любопытство. Вни-ма-ни-е! Сни-ма-ю! - Вместо того чтобы снять повязку с кляпом, доктор лишь сдвинул ее на курочкинский подбородок.

Затхлый подвальный воздух показался Дмитрию Олеговичу прекрасным, и он принялся жадно заглатывать его ртом, не в силах остановиться.

- Не торопитесь, дышите на здоровье, - великодушно сказал доктор, как бы невзначай взяв с газеты один из маленьких скальпелей. Словно бы намеревался слегка почистить ногти. - А потом скажете мне, где бутылка. Она у вас, я знаю. Вместе с содержимым. Бриллиант класса "Ивана Сусанина" легко хранить, но незамеченным продать нельзя... Ну, говорите.

Курочкин напоследок глубоко затянулся подвальным озоном и, ни на что уже не надеясь, прошептал:

- Я в глаза не видел этой вашей бутылки. Я не знаю Кондратьева. Я НЕ ПОТАПОВ!..

Одним движением герр доктор вернул повязку на место. Но раздраженный жест был чересчур поспешным, и теперь кляп прилегал не так плотно. При необходимости его удалось бы гораздо легче выдавить языком.

- Вы меня обманули! - сердито проговорил доктор-черепашка. - Вы нарушили наше мирное соглашение: откровенность за откровенность. Теперь не взыщите, я буду жесток. Начнем с простого, и, если вы не одумаетесь, я позволю своим мальчикам поиграть в гестапо. Молоток и гвоздики у них имеются, так и знайте, а метод Ильзы Кох как раз предполагает активные действия... Вы сами напросились, господин Потапов!..

Острие скальпеля медленно двинулось в направлении курочкинского носа.

Дмитрий Олегович обреченно закрыл глаза...

- Стойте!

Голос был знакомым, и принадлежал он определенно не герру доктору и не его немецко-фашистским подручным, изучающим язык посредством игры в гестапо.

Дмитрий Олегович открыл глаза. Сперва он заметил лишь острие скальпеля, замершее на полдороге. А потом...

- Стойте! - повторил голос. В подвальном полумраке материализовались две фигуры. Один человек прижимал к себе второго, держа у самого его горла тускло поблескивающее лезвие. - Брось нож, а то прирежу твоего фрица... Это я - Потапов.

"Мы ленивы и нелюбопытны", - мысленно укорил себя Курочкин. В этом доме он прожил не один год, однако ему как-то и в голову не приходило поинтересоваться фамилией сантехника дяди Володи.

10

Надо отдать должное черепашке-доктору: он не потерял самообладания. Искоса глядя на подлинного Потапова, он лишь пробормотал:

- М-да, действительно, ваши приметы больше подходят. Юноши, как всегда, напортачили... - И почти безразлично добавил: - Если хотите, можете его прирезать, пожалуйста. Он того заслуживает, за профнепригодность...

- Цум тойфель! - только и смог простонать преданный черепашкин подручный, от волнения переходя на связный немецкий. - Эс ист унмеглих! Зи зинд гроусе шайзе! Зи зинд...