Игра в гляделки

Я не знала, что на это ответить, я думала о сапоге, который там так и лежал. На следующее утро я хотела пойти поискать, но мама торопилась на работу, и поскорее отвела меня в группу, а днем во время прогулки воспитательница мне не разрешила, сказав, что нечего там искать, раз мама моя не нашла, значит его там нет. Ерунда какая-то. Куда же он тогда мог деться? На этот вопрос взрослые лишь пожимали плечами. По-моему, они вели себя очень глупо. Так и вышло, потому что в марте, как только снег растаял, сапог лежал там, куда и упал, но уже был непригоден к носке. Я показала его маме, но ей было все равно.

– Его уже нельзя носить, – безразлично сказала она и тут же добавила. – Вот если бы его тогда не выкинули.

И я до сих пор не понимаю, в чем была моя вина. Но урок я вынесла: можно легко стать без вины виноватой в глаза других.

В пятом классе я увлеклась старшеклассником, он был на четыре года старше и встречался со своей одноклассницей, которая жила в доме напротив. Я часто видела их вместе, вот и запала. Но влюбленность быстро прошло, как только я поняла, что я за год выросла, а он нет, и все указывало на то, что он так и останется очень маленького роста.

И вот снова. Но это же нормально? Разве не так должно быть? Только бы не затянулось… Надо найти изъяны. Срочно!

***

В туалете, на удивление, было людно. Девчонки из старших классов прогуливали уроки. На меня покосились с подозрением, но я юркнула в кабинку. А они открыли окно пошире и закурили.

– И как прошло? – услышала я чей-то писклявый голос, дрожащий от любопытства.

– Да так себе, если честно, – прозвучал гортанно низкий ответ, в котором сожаления было гораздо больше напускного равнодушия.

– А Маринка заливала, что здорово, – злорадно засомневалась писклявая.

– Ха! Ты что Маринку не знаешь!

О чем они говорили, я не поняла. А вот, кто такая Маринка, знала. Училась она на год старше меня и принадлежала к той категории девчонок, которые считались популярными и были у всех на языке. Популярность оценивалась не размером кошелька родителей, а уровнем нахальства и самоуверенности, востребованностью у парней и безмерной развязностью, которую я себе позволить не могла, да и не считала нужным.

Я вышла из кабинки и подошла к рукомойнику, девчонки молча понаблюдали и проводили меня взглядом. Интересно, о чем шла речь?

Я вернулась в класс, села на свое место в ожидании экзекуции.

Ну почему нельзя сидеть за одной партой с тем, с кем хочется? Почему обязательно это должен решать учитель?

– Проценко садись к Сомовой, – командовала Анна Витальевна.

– Не хочу я сидеть за первой партой! – возмутился щуплый Вовчик, безобидный и улыбчивый троечник.

– Мало ли, что ты не хочешь! Дома будешь хотеть! – одернула его классуха, и Вовка покорно сел за первую парту.

– Шевелев садись к Абраменко!

Я улыбнулась. Оксанка покраснела. Она была влюблена в Макса, и всегда хотела сидеть с ним за одной партой. Сбылась мечта!

Макс выделялся среди прочих. Деловитый, нагловатый, девчонок никогда не обижал, даже если их заносило, а вот пацанам мог легко накостылять и за самую малость. Цену Макс себе знал, умный был парень, но лентяй. У Оксанки не было шансов. Максу нравились красивые, с характером, которые могли с ним поспорить, одернуть, влепить пощечину за пошлость – в общем, не такие волоокие молчуньи-пампушки, как наша Ксюта. Но сегодня ее день. Классуха расщедрилась, то ли сама догадалась, то ли Оксаночка попросила. Как и большинство учителей, Анна Витальевна к отличницам относилась с уважением, так что, скорее всего, именно второе.

Я хмыкнула про себя. Макс, проходя мимо, подмигнул, я показала язык. Оксаночка заметила, нахмурилась. Видимо, из-за него она меня сторониться начала. А ведь раньше мы с ней не разлей вода были, пропадала я у нее постоянно. В начальной школе мы учились во вторую смену, и пару раз я обманывала родителей, говоря, что уроки нам перенесли на утро, и полдня проводила у подружки. Когда обман вскрылся, от мамы мне, конечно, влетело, но несильно. Мама тогда меня удивила:

– Это же тяжело целый день на ногах.

Я и не поняла: вроде бы меня поругали за обман, но выходило, что с какой-то жалостью и с заботой обо мне.

И вдруг – раз и все, в один момент перестали мы быть подругами. Пришла на первое сентября, а Оксаночка меня сторонится. Я в догадках терялась. А вон, оказывается, из-за Макса.

Он плюхнулся рядом с Оксанкой, развалился по-хозяйски. Она заулыбалась, счастливая.

И что в нем такого? Выглядит слегка неряшливым, одет, конечно, добротно, родители не бедствуют, раскован, прикольный, но не красавчик ничуть. Ну, да, не щуплый доходяга, типа Вовчика. Ну, да, с Максом надежно, он и по морде любому за тебя врежет, не испугается, и на руках носить может – сила есть, но… Он же такой обычный. Глаза карие, волосы русые, всегда растрепанные, нос картошкой.

Макс снова оглянулся на меня, поймал мой скучающий взгляд, скорчил забавную рожицу. Я тихо засмеялась и закрылась от него учебником.

– Короленко! – окликнула классуха Борьку. – Садись к Старковой.

Я вздрогнула – да что за день-то такой!