— Да ничего же нельзя понять! — отвечали они. — Но одна цифра в бюллетене была обведена красным цветом! — они выдерживали паузу и очень значительно добавляли: — Это цифра… пятнадцать!!!
— Пятнадцать — это хорошо или плохо? — нервно спрашивали мы друг друга.
И тогда Владислав Игнатьевич Стржельчик подводил итог:
— Если пятнадцать — это САХАР, то это очень херово, практически — это п…! Пакуйте чемоданы! — и удалялся по коридору отеля.
А ведь суточные нам выдавали не все сразу, а издевательски — дозированно. Раз в неделю. Может быть, бедный Хирохито и рад бы отмучиться побыстрее, но нашими надеждами удерживался на этом свете, замедляя свой переход к любимым богам из-за горстки советских артистов, чьи суточные напрямую зависели от его жизни или смерти…
Через 20 дней нашего пребывания в Японии наступило время затаривания, то есть покупок. Промежуточный этап.
Половина денег уже была в кармане и, как говорил Василий Макарович Шукшин, «ляжку жгла». В день приезда в Токио, на общем собрании коллектива, которое состоялось в гостинице, нам представили нашего куратора — «режиссера в штатском», как тогда говорили. Он был офицером КГБ, оформленным на время поездки как сотрудник театра. Виктор (так его звали) разбил нас на четверки и назначил старших. Выход в город разрешался только по 4 человека, минимум по 3, но уже с разрешения старшего четверки. Витя оказался нормальным парнем и не демонизировал роль своего ведомства в этих гастролях. Он смотрел сквозь пальцы на то, что мы забили на эти четверки и свободно шлялись по городу по два человека. Он просто намекнул: «Пацаны! Главное — не по одному!»
Витя связался со своими коллегами в посольстве и торгпредстве и выяснил Что, Где и Почем нужно оптово закупать в Токио. И те, кто прислушался к нему, в дальнейшем не прогадали. Это именно он посоветовал мне покупать не видеомагнитофоны и прочий электронный ширпотреб, а «врезать по-крупному» и взять на продажу электровязальную машину с программным обеспечением. В этой машинке был установлен блок, куда вставлялись перфокарты с рисунком вязки, и она автоматически выдавала готовое изделие.
— Бери, Моцарт, не прогадаешь! — говорил Витя. — В стране начинается НЭП. Знаешь, что это такое?
— Да. Я даже знаю, чем это заканчивается.
— Нет, Моцарт, это надолго. Очень надолго. Иначе я бы не вписывался.
Эту вязальную машину купил у меня потом сын народного артиста Вадима Яковлева. Он был зачинателем кооперативного движения в Ленинграде и отвалил мне без всякого торга 20 000 рублей. А Витя «надыбал» ее в Токио за 750 долларов!
Менее прогрессивная часть труппы, не примкнувшая к Виктору, скупала все в магазине у Ежика. Хозяина звали — Йоши, но наши говорили — Ёжик, и ему нравилось.
Он неплохо щебетал по-русски, поскольку специализировался на продаже техники советским дипломатам, артистам, спортсменам и морякам. Он втюхивал все, что втыкалось в розетку, давал большие скидки и сам занимался отправкой контейнеров в Союз…
Но были среди нас и те, кто еще до прилета в Японию уже точно знали, что нужно везти обратно. Они работали «под заказ». Это были четыре человека из оркестра БДТ.
У этой группы была общая кличка — «Санитары Европы».
Имелось в виду, что они подчищали все, на что другие бы даже внимания не обратили. Среди них был один изгой — пожилой картавый контрабасист Саша Галкин. «Санитары» никогда не брали его с собой, и он, бедный, слонялся по коридорам гостиницы, хватал всех за рукава и приставал с одним и тем же вопросом:
— Что бгать?! Что бгать?!
— Саша, откуда мы знаем, что брать? — отвечали ему. — Купи контрабас!
В театре он топтался из угла в угол, обхватив голову руками, и уже сам себе задавал этот трагический вопрос:
— Что бгать?! Что бгать?
Музыканты уходили «на охоту» рано утром. Они шли быстро и целенаправленно, никому не давая возможности их окликнуть. Возвращались уже перед спектаклем с загадочным выражением лиц. Этакая надменная жалость сквозила в их взглядах на нас, и казалось, что они — хранители какой-то тайны, что они Посвященные! Вроде бы такие же, как мы, ан нет — не такие! Знают, знают они заветное, им одним известное местечко, где зарыты золотые! Но как говорится, «Бог — не Тимошка, видит немножко!».
Однажды барабанщик Володя за 5 минут до отъезда на спектакль втащил в автобус большой и очень тяжелый чемодан. Он развалился в кресле, протер пот со лба, отдышался и сказал:
— Всё! Я отстрелялся!
Я спросил его, что в чемодане.
— В чемодане? Счастье! — ответил он.
Вопреки своей обычной манере, Володя разоткровенничался и тихо, чтобы никто не слышал, продолжал: — Один кооператор, магнат (!), сделал мне заказик. У него несколько цехов по пошиву всякого барахла. Швейные машинки — старые, иголки все время ломаются и искривляются. Кривая иголка — кривой шов, петляние нитки в строчке… и как результат — невозможность выдать вещь за фирменную. Игла с большим ушком идет для отделочной строчки, игла с крылышками — для декоративного шва! Я изучил вопрос! Я по иголкам сейчас — лучший! Интересно?
— Не очень.