Игра в игру

Они одолели еще пролет. С очередной круглой лестничной площадки просматривался описанный Машей зал, в котором теорию проверяли практикой со скальпелем в руке. Полному обзору мешали две большие колонны по бокам входа. Тут Маша неожиданно метнулась за ту, из-за которой был виден дальний конец помещения, и прижалась к ней, зажав правой рукой рот себе, а левой Игнату. Парня очень выручила привычка к импровизациям партнерш. Особенно на пробах, когда и ты и она случайно услышали в коридоре треп чьих-то ассистенток: «И чего опять нагнали людей, которые совсем не подходят? Нужны блондин и брюнетка лет сорока, а тут брюнет и блондинка вдвое моложе». Вот тогда пара неподходящей масти и позволяла себе хулиганить перед камерой. Взять не возьмут, так хоть оторваться, раз уж явились, можно. Поэтому он не удивился, когда девушка распечатала им обоим губы, присела и потянула его за рукав, дескать, спрячься. Игнат не оказывал сопротивления женщинам и в более забавных ситуациях. Тут они очутились в положении глаза в глаза. В Машиных не стоял, а бешено метался ужас. Психика Игната вытворила нечто несусветное. Прежде всего – самозащита: Маша вдруг отдалилась и уменьшилась, будто он перевернул бинокль. Затем актер испытал потребность встать во весь рост, войти и набить рожу тому, кто так ее напугал. Возможно, даже не за испуг, а за то, что заставил Игната все-таки встретиться с ней взглядом. «Опомнись, ты же не контролер, штрафующий «зайцев». Да и вряд ли она тебя видела, когда смотрела», – наскоро утешил себя Игнат. И осторожно слегка высунулся. Маша тоже.

На крайнем металлическом столе лежала голая женщина. Игнат не мог рассмотреть лицо, но по седым космам догадался, что это старуха. Над ней склонился высокий худой парень с озадаченным, испуганным, но и завороженным видом. На груди женщины почему-то был плеер. Студент схватил его, нажал кнопку и, когда раздался хрипловатый, спокойный, уверенный голос, выронил прямо на некрасивый, обвисающий по бокам лишней кожей живот. Когда-то под ней явно помещалось килограммов двадцать жира. Тело женщины не отреагировало. Игнат не успел поразиться, потому что дошедшие до него в этот миг слова записи неприятно боднули уши, будто при чистке их он слишком сильно надавил на обмотанную ватой палочку.

«Милый, любимый, остальные были так давно, что, кажется, единственный мой мальчик. Я умерла несколько минут назад. Я все рассчитала, трупное окоченение тебе не помешает. У тебя есть выбор – проникнуть горячим набрякшим членом в свою Иришу еще раз или звать охранников. Мой труп – царский тебе подарок. Ты уже догадался, что некрофил? А я сразу это поняла. Потому что страсть твоя ко мне была неподдельной. Как ты гладил мои всегда холодные ноги… Как возбуждался, когда я лежала неподвижно и молча… И я старательно изображала мертвую любовницу, пока ты не стал с вожделением поглядывать на сокурсниц. Неприятностей у тебя не будет: скажешь, что потратил десять минут, массируя мне сердце. На столе моя предсмертная записка. В моей смерти я прошу винить лишь мою жизнь. Не будь в ней напоследок близости с тобой, я все равно сделала бы как сейчас. Никого не удивит мой обнаженный труп – меня все считали экстравагантной, странной, ненормальной. Мне так хотелось устроить переполох на кафедре. И я его устроила. Представляю себе, как они будут заминать этот скандал. Но нельзя терять время, ты уже плавишься в желании, ты начинаешь отдавать себе отчет в том, кто ты. Тебе необходимо лечиться. Срочно. Пусть мой труп будет твоим первым и последним настоящим удовлетворением. Иначе судьба твоя предрешена. Сперва ты устроишься санитаром в больничный морг. Затем тебе захочется овладевать теми, кто нравится. Но чтобы получить настоящее удовольствие, тебе придется их убивать. Вообще-то я собиралась отравить и себя и тебя. Но пожалела. У тебя еще есть шанс. Если попадется хороший психиатр, ты будешь спать с очень усталыми, с фригидными, с напившимися до беспамятства бабами. Постарайся выжить, любимый. Прощай. Или здравствуй. Беги от меня, от себя или снимай, наконец, штаны…»

Бреду кандидата медицинских наук Ирины Алексеевны Надеиной невольные слушатели внимали стоя на коленях и уткнувшись лбами в колонну. Когда наступила тишина, Маша и Игнат пару секунд ждали, что сейчас мимо них с воплями промчится студент, которому самоубийца предрекла столь жуткую участь. Обоим хотелось, чтобы он не забыт плеер. Но топота не раздалось. И они робко выглянули в зал. Парень самозабвенно расстегивал молнию на брюках, с ремнем он уже справился. И тогда ребята, не сговариваясь, поползли на коленках, задами вперед, к ступеням лестницы. Там вскочили и помчались вниз.

Охранники на их горящие физиономии не отреагировали.

– Там происходит надругательство над трупом! – на бегу выпалила Маша.

Они с Игнатом неслись по пустой аллее, внизу живота у них творилось нечто неописуемое. «Я тоже извращенец», – пульсировало в висках актера. «Все мы извращенцы», – как-то отрешенно думала Маша.