Игра в игру

С тех пор миновало лет десять. И он вдруг поймал себя на том, что начал изредка задаваться вопросом, со всеми ли людьми чувствует собственную одушевленность. Более того, ощущает себя собой, Эдуардом Павловичем Шелковниковым. Взять хотя бы сегодняшний день. С Машей, которой оплатит свадьбу, – бесспорно: он считал себя хорошим современным отцом. С Лил ей, от которой собрался очистить приемную, – тоже: руководить подчиненными может только самоуверенный и жесткий начальник. С заказчицей, которую надлежало срочно бросить, – да: он не терпел женского диктата, вплоть до материнского еще в нежнейшем возрасте. Тут и обнаружилось, что исключением стала Елена Калистратова. Эдуард вникал в свое открытие, посмеивался, но разувериться в его подлинности не смог. Было очевидным, когда между ним и ею возникала какая-нибудь гурия, он жил каждой своей клеткой. Когда поступал в полное распоряжение Елены, каменел. У нее все было наоборот. «Кто из нас нормален? – спросил себя Эдуард. И искренне ответил: – Не имеет значения. Просто впервые с девкой еще не порвал, а любимая женщина уже особой нежности не вызывает. Устал. Позвонить Елене? Не совсем то, чего хочется…»

Но он позвонил. Изводившая себя ревностью к Лизе любовница от неожиданности даже поинтересовалась, что сотворить на ужин, и уточнила: «Только я домой вернусь не раньше десяти». Эдуард милосердно пригласил ее в ресторан. Она согласилась. И продолжила нехорошо думать о его бывшей жене. То, что эта деловая шикарная женщина находилась в неведении относительно истинной своей соперницы, не облегчало ее участь. Затем она набрала номер Игната Смирнова, оправдываясь банальной формулой Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Уверенный в том, что родился домашним, а не диким зверем, актер собирался нырнуть в метро, где становился недоступен для мобильной связи. Поэтому отчитался быстро: у тещи неприятности с милицией, он звал ее и Машу в кино, чтобы развеялись. Но у писательницы полно заморочек – сегодня пятница, а вечера пятниц она коротает в ресторанчике возле дома. Говорит, там подают здоровую еду и встречаются интересные типы, которых тянет описывать.

– Так что в кино мы отправимся с Машей. Благослови, родственная душа, – скороговоркой попросил Игнат.

– Бог с вами, жених с невестой, – рассмеялась Елена.

Ей не стало одиноко. В ней царил свихнувшийся от мужицкой зрелости Эдик, которого надо было срочно приводить в чувство. Учитывая, что именно бесчувствием он и маялся, не увлекшись кем-то, кроме Елены, она рисковала. Но куда ж деваться, если отсутствие знаний образует судьбу, а их наличие разрушает. Судьба – это упрямо хранимый набор иллюзий. Елена Калистратова полагала, что давно избавилась ото всех. Она ошибалась. Впрочем, как и Эдуард. В отличие от хронически женатых мужчин, он привык менять баб. И его мозг добросовестно обслуживал привычку, изменение которой требовало массовой гибели нервных клеток. Оба упражнялись в самозащите, не понимая, откуда исходит опасность.

Глава 8

Я строила воздушные замки. Но они почему-то не таяли в небе, а взрывались. И на злосчастную мою голову валились тяжелые грязные обломки. Парадокс. Но теперь я запрещаю себе мечтать. Изредка мелькает вдали призрак надежды, и ладно. Я давно вышла из запоя, отоспалась, отъелась. И сейчас вроде бы спокойна внутренне. Мне вроде бы комфортно в мягком старом кресле. Почему «вроде бы»? Потому что за ребрами слева щемит, и рука с сигаретой ходуном ходит в крупной дрожи. И я все знаю. Мне некуда спешить – это покой и комфорт. Мне незачем спешить – это сердечное нытье и дрожь пальцев.

Из дневника Веры Вересковой

Маша вернулась домой сердитая и заплаканная.

– Что случилось? – всполошилась Лиза, которая как раз сварила и наливала в чашку кофе и поэтому рванула в прихожую из кухни, едва заслышав скрежет ключа в замке. – У тебя же глаза на мокром месте!

Дочь не смутилась, а еще больше посуровела:

– Ничего. А слезы, наверное, от смога. Я ездила к папе. Он оплатит и фату, и букет, и платье, и стол, и свадебное путешествие.

– Спасибо ему, – промямлила Лиза. – Но мы могли бы выкрутиться сами.

– А могли бы и не, – отрезала Маша. – Извини, я хочу принять душ, жара.

– Разве? – удивилась Лиза, которая несколько часов гуляла со своими романтичными героями в зимнем парке и не слишком осознавала, откуда явилась Маша.

Ее кровиночка под два метра ростом бесплотно скользнула между матерью и стеной в направлении ванной. Обернулась: