Игра в имитацию (СИ)

— Эй… — шепчет Уэнсдэй севшим от жажды голосом, неловким движением переворачиваясь на бок и подтягивая ободранные колени повыше к груди. Говорить трудно, в горле стоит мерзкий колючий комок, но она упорно заставляет себя складывать слова в предложения. — Что там снаружи? Куда вас выводят?

В клетке нет ни унитаза, ни душа, ни даже какого-нибудь ведра, подходящего для справления базовых нужд организма — а значит, пленниц должны выпускать отсюда минимум один раз в день. А значит, нужно воспользоваться первым же подвернувшимся шансом, пока у неё ещё достаточно сил.

Вот только Клеманс продолжает отстранённо молчать, изучая потолок настолько рассеянным взглядом, что Уэнсдэй вскоре начинает казаться, что она и вовсе не ответит. Но несколько минут спустя девушка хрипло прокашливается и очень медленно поворачивает голову к Аддамс.

— Я была… только в двух помещениях, — едва различимо бормочет она, даже не пытаясь смахнуть или хотя бы сдуть упавшие на лицо каштановые пряди. — Санузел, который находится через стенку. И лаборатория, которая сразу за ним. Остальные двери всегда заперты… И их очень много.

Что ж, этой информации вполне достаточно.

Уэнсдэй машинально кивает — мысли ворочаются в голове предательски медленно, буквально со скрипом, но додуматься до самого элементарного ей всё же удаётся.

Чисто в теории в санузле вполне может оказаться стеклянная дверца душевой кабины. Или зеркало. Или длинный шланг от лейки душа. Да хоть что-нибудь, что можно использовать как орудие убийства.

Мамаша Роуэна вооружена как минимум электрошокером. У самого Ласлоу явно имеется неплохой запас мышечных релаксантов.

Если попытка побега не увенчается успехом, в лучшем случае её приложат шокером и вырубят мощным препаратом, в худшем… Одному Дьяволу известно. Убить вряд ли убьют, но точно усилят бдительность — и тогда повторить задуманное будет невероятно сложно. Если вообще возможно.

Нет, второго шанса не будет.

Нужно действовать наверняка.

Аддамс облизывает пересохшие губы и на минуту прикрывает глаза, стараясь сконцентрироваться на самой главной задаче — но мозг отказывается подчиняться, подсовывая тягостные и совершенно неуместные воспоминания о родителях, единственной подруге… и о Торпе.

Oh merda, ну почему она не осталась в палате вместе с ним?

Как знать, вдруг его хитроумный план по поимке преступника оказался бы удачным?

Тогда она бы не попала сюда.

Тогда всё могло бы быть по-другому.

Или не могло? Роуэн ведь выследил её целенаправленно. Что, если маньяк шёл за ней от самой больницы? Что, если он действительно намеревался пробраться в палату, чтобы закончить начатое, но остановился, услышав их голоса? Очевидно, всё было именно так.

Бесчисленное множество вопросов без ответов атакует разум словно рой пчёл — воспалённое сознание слишком измученно жаждой, чтобы Уэнсдэй могла нормально соображать.

Очень скоро к невыносимому желанию пить присоединяется тянущее чувство голода и пульсирующая головная боль. Всё это в совокупности катастрофически мешает здравомыслию, тянет последние силы из стремительно слабеющего организма, повергает разум в состояние полубреда.

Теперь Аддамс гораздо проще понять, почему погибающие от жажды путники видели в пустынях несуществующие оазисы и отчаянно стремились к ним, всё дальше забредая в смертоносные безжизненные пески.

Правда оазисы ей не мерещатся.

Зато в голове спутанным калейдоскопом закручиваются бессвязные воспоминания о детстве, об уютной комнате в родительском особняке, об изысканных фарфоровых куклах с отсечёнными головами, о давно умершем домашнем скорпионе, названном в честь самого жестокого римского императора…

Вернётся ли она туда когда-нибудь? Сможет ли вновь увидеть строгую чопорную мать, эксцентричного добродушного отца, улыбчивого бестолкового брата?

В общем-то, Уэнсдэй никогда особо не ладила со своими родными, считая семейные узы чем-то сродни вынужденному заточению в одной тюрьме, но теперь… Кажется, она готова отдать всё на свете, лишь бы вновь проснуться в собственной постели в мрачном особняке Аддамсов. Или в своей тесной комнатушке на втором этаже общежития ZETA, разделённой на две диаметрально противоположные половины. Или в квартире проклятого лжепрофессора, где всё насквозь пропитано древесным ароматом его парфюма, а с кухни тянет приторным запахом свежеиспечённых панкейков.

Да где угодно. Только бы не здесь.