Члены худсовета подходят к счастливому автору, хлопают его по плечам, жмут ему руки, говорят новые комплименты и зовут в буфет отметить триумф. И тут сквозь их веселое и шумное кольцо маленьким тараном пробивается к автору кругленький Эсадзе и красиво, по-грузински становится на одно колено, говоря:
— Старик, я влюблен в твой сценарий! Я слышал, что его хотят переманить на «Мосфильм» и что есть другие режиссеры, которые его хотят! Я тебя на коленях прошу: подожди меня три месяца! Через три месяца я закончу в Тбилиси свою картину и сразу начну снимать твой сценарий! Клянусь, я сделаю гениальную картину, ты мне веришь? Прошу тебя, верь!
Да, это был мой день — 21 февраля 1973 года. Стенограф Н. Шарова тому свидетель.
Назавтра, получив гонорар, я вылетел в Баку к героям своей киноповести. Мурат — мальчишка, о котором столько говорили на худсовете — давно отслужил в армии и работал теперь вальцовщиком Сумгаитского трубопрокатного завода, а героиня сценария Соня — моя родная сестра Белла — преподавала музыку в детской музыкальной школе. Они жили под Баку, в Сумгаите, в пустой квартире на втором этаже заводского дома, и их дочке Асе было уже полтора года. Я притащил ей самую большую куклу, какую смог найти в московском «Детском мире». Эта кукла была метрового роста, она умела ходить, открывать рот и говорить по-русски «мама» — она была нашего, отечественного производства. Когда я поставил ее на пол и она пошла на Асю, топая прямыми ногами, щелкая пластмассовыми губами и говоря «ма-ма! ма-ма!», Ася разревелась от ужаса. А сестра сказала:
— Дурак! Где ты взял это чудовище! Если ты хочешь сделать ребенку подарок, спустись вниз, в радиомагазин и купи за двадцать рублей проигрыватель. А то она часами стоит в этом магазине и слушает музыку, а у нас на проигрыватель денег нет…
3
Медовый месяц
Режиссерский сценарий «Любви с первого взгляда» мы с Эсадзе писали под Ленинградом, в Репино, в Доме творчества кинематографистов. Это была легкая и упоительная работа. Стояла зима, Репино утопало в снегу, по утрам вокруг нашего коттеджа мы находили лосиные следы и мелкие строки беличьих пробежек. По этому снегу мы с Резо уходили гулять — далеко, к репинским «Пенатам», к скованному льдом Финскому заливу. Но мы не замечали ни мороза, ни снега, ни ледяных торосов. Два кавказца, окруженные питерскими снегами, мы увлеченно сочиняли пылкую и романтическую кавказскую любовь, соревнуясь в изобретении смешных реплик, эпизодов, сценок грузинского и азербайджанского быта. Резо тут же, на снежной тропе играл — за Мурата, за его родителей и соседей. Он делал это гениально! Это был театр и фильм одного актера, и я думаю, что именно так показывал своим актерам Михоэлс. Да, Резо был гением актерской и режиссерской импровизации — подхватив идею какой-нибудь крохотной жанровой сценки, он тут же нырял в нее, как голубь в теплый песок, и купался в ней, и извлекал из нее все новые и новые сияющие брызги юмора, колорита, страсти! Это было так здорово и так смешно, что я валился в снег от хохота и восхищения своим замечательным режиссером. Господи, если бы у меня была тогда видеокамера и если бы я снял на пленку то, что показывал мне Резо, — не нужно было бы никаких последующих съемок, это был бы мой самый лучший фильм! Никогда, никогда — ни до, ни после этого месяца работы с Резо Эсадзе я не был так счастлив от совместного творчества. Если кто-нибудь помнит гениальную сцену из фильма Глеба Панфилова «Начало», сцену, где Куравлев и Чурикова, позабыв обо всем мире, вдохновенно поют дуэтом за обеденным столом, кайфуя от каждой музыкальной фразы, пропетой друг другом, и подхватывая друг у друга мотив, и переливая его из голоса в голос, — вот так мы работали с Резо. И даже то, что Вета-Ветка-Веточка почему-то не звонила мне из Москвы, не омрачало моего настроения.
Режиссерская разработка сценария «Любви с первого взгляда» была написана на едином дыхании, как песня, которую мы с Резо влюбленно пропели дуэтом. И я не сомневался, что не зря я ждал Резо, не зря не отдал сценарий Вите Титову или другим претендентам: вдвоем с Резо мы сделаем замечательную картину!
Когда мы дописали последнюю сцену, Резо сказал:
— Спасибо, старик! Вот увидишь, я сниму гениальный фильм! Но я тебя прошу: никогда не приезжай на съемки. Гений на площадке должен быть один!
Я вздохнул и уехал в Москву, в свою комнату на улице Горького. Вета — без всякого телефонного звонка — появилась в ней только дней через десять. Она выглядела испуганной и жалкой, словно воробей, влетевший в вашу форточку с сорокаградусного московского мороза. Отогрев ее чаем с коньяком, я услышал совсем иную, куда более прозаическую историю любви с первого взгляда.
4
Лужина, Шендрикова, Теличкина, Русланова и Удовиченко