Игра в классики на незнакомых планетах

– Сколько времени, твою грамматику? Говорил, что страх… страх – это главное, что мешает человеку писать. У тебя что – есть идеи?

– Идеи, – повторил Дантес. – Как по-твоему, могли доктора Х раньше звать Хлебников?

* * *

Шульц встретился с доктором в коридоре несколько дней спустя. Тот любезно поинтересовался, как идет лечение, и экс-корректор изобразил, что смущается:

– А скажите, доктор, правда, у вас лечился Андрей Бельский?

Тот заулыбался:

– Правда, правда, только еще в то время, когда клиника была полностью экспериментальной… и он не любит это афишировать, вы понимаете? Хотя, разумеется, такой знаменитый автор сделал бы нам честь…

– Но как так получается, – Шульц запнулся, – чтоб сначала неграмотный, как я, а потом – стать писателем? У вас в клинике это делают?

Тот улыбнулся еще добрее:

– Без сомнения, в вас есть потенциал. Я вам советую дождаться творческих упражнений, они у вас начнутся на следующей неделе. Вам должно понравиться.

* * *

– Не может быть, – сказал Дантес на следующий день. Они стояли за высоким круглым столиком дешевого кафе. Располагалось оно недалеко от КОР, но корректоры сюда обычно не ходили. – Получается, все это лечение безграмотности – всего лишь прикрытие? А на деле там маленький филиал Совета?

– Еще хуже, Валя. Эти упражнения – их дают всем. Всем пациентам, понимаешь? Я вчера пролез в стол секретарши, где она хранит программы. Посмотрел я там на творческие упражнения – «развейте тему», «закончите рассказ», «напишите текст без глаголов»… Тебе это ничего не напоминает?

Дантесу это очень сильно напоминало литературный. И пять лет, проведенные за одной партой с Бельским, который к тому времени уже вылечился от речевого недуга.

– Это невозможно. Они не могут учить всех. Чтоб стать писателем, нужен талант. Совет-то не резиновый…

– Нейролингвистика, – пробормотал Шульц. – Передовые методы. А если они способны… давать человеку такой талант? А вообще, если подумать… Многие ведь до сих пор считают, что автору прежде всего нужна грамотность. А остальное приложится…

– Чередовать вашу гласную! Это что же получается? Куча дрянных писателей, бывших зэков, которые теперь способны менять мир?

– И заседать в парламенте, – подытожил Шульц. – Этих же никто не регистрирует…

Пришлось заказать водки.

* * *

Подтаявший, в серых потеках город затаился в ожидании первого утреннего звонка – диверсии, когда город подорвет миллион трещащих, бьющих по ушам, гудящих сиреной будильников. Окна были еще темны и занавешены; но за какими-то шторами чьи-то неутомимые пальцы стучали по клавиатуре, хотя песнь соловья давно уже сменилась бы трелью жаворонка – если б такие птицы в городе были. Дантесу снилась орда писателей, кидающихся на него с перьями наперевес, и разбудившему его телефонному звонку инспектор обрадовался.

На том конце трубки оказался шапочно знакомый младред.

– Это вы нам отправляли описание пропавшего Нестерова М.? Тут у нас в больницу поступил человек со стертой памятью, по описанию совпадает…

Визит в больницу ничего не дал. Михаил сидел на кровати, хлопал глазами и ничего не помнил о клинике. Правда, говорил грамотно, без паразитов и мата. Действительно, хмуро подумал Дантес, стопроцентное восстановление грамотности…

– Чем стирали память, установлено?

– Доктор говорит, не «Штрихом» и не «Ластиком». Скорее всего, беднягу заказали кому-то из писателей…

– Инспектор Дантес? Что вы здесь делаете, позвольте поинтересоваться?

Валентин обернулся и увидел человека в штатском, с уверенным лоснящимся лицом.

– Пришел навестить старого друга, – сказал он.

* * *

Кажется, Дантеса решили серьезно взять в оборот. Отвели под белы рученьки обратно в участок, но не на родной этаж, а выше – во Второй отдел. Там его допрашивали до обеда – почему не передал дело о пропаже в редактуру сразу, для чего он по собственной инициативе поехал к «бабке Арине», а главное – зачем ему понадобилось общество неблагонадежного элемента, отставного корректора Шульца.

– У вас на него что-нибудь есть? – поинтересовался Дантес.

У них, разумеется, ничего не было на Шульца; но общаться с преступником, без двух минут – писателем, ему, Дантесу…

– А ему не впервой, – сказал нависший над Валентином старший редактор. – С подследственным Бельским они тоже дружили…

– Подследственным? – Валентин вскинул глаза. – Вы арестовали Бельского? За что?

– Мы бы попросили вас умерить любопытство. Особенно в том, что касается дел редактуры.

Когда Дантеса наконец отпустили на свет божий, он первым делом набрал номер Шульца. Но попал на автоответчик.

* * *

Шульц редко использовал свое писательское умение. Он еще не устал удивляться тому, что оно вообще у него есть. А уподобляться авторам не позволяли выработанные за много лет корректорские привычки.

Но теперь он вытащил на свет блокнот и ручку и в нерешительности встал перед сейфом. За пару недель занятий он высмотрел, куда доктор Х складывает документы, и во время обеда пробрался в его кабинет.

«Шульц увидел сейф, – написал он в блокноте. – Код сейфа был…»