Игра в классиков

Утром Ричи спускался к завтраку, а под ним громко скрипели и пели ступеньки. Каждая ступенька скрипела так, что было ему ясно - специально подстроили.

- У-у-у, какой неуклюжий, - басил от своего стола лейтенант. - И этот неудачник ещё называл себя Счастливчиком? Да он же просто ходить не умеет!

И все опять смеялись.

Просто ад для вора. Просто ад.

-- Пышки

- И-и-ирка-а-а! - в ушах зазвенело.

Даже зачесалось в ушах. Ну, кто ещё может так визжать, кроме Таньки? То есть, давно уже Татьяны, как там её папу, Петровны, что ли?

- Здорово, Петровна, чего блажишь-то, как прямо...? - Ирка, несмотря на время года, была по-осеннему сумрачна и хрипло-басовита.

Она и в школе такой была - серьёзной и даже суровой. А Танька - та балаболка известная. И блондинка к тому же самая натуральная. То есть, и волосами и внутренним своим содержанием. И фигура у неё тогда была - ого-го. Секс-бомб, секс-бомб... Прямо вот про неё давнишняя песня. Не то, что сейчас, критически оглядела её Ирка. Хотя, эх, кто сейчас не с такой фигурой? Годы - они же прибавляют вовсе не там, где надо.

- Да ладно тебе нудеть, подруга! Ты погляди, какая погода! Весна!

Погода была просто классная. Вчера прошёл сильный дождь, помывший город и сбивший лёгкий летучий мусор в дальние углы. Теперь этот мусор лежал живописно по газонам, вдоль поребриков из блестящего сколами граней гранита, сметённый с черной скользкой мостовой утренними дворниками.

Традиционно начало первого по-настоящему весеннего месяца мая было холодным, но солнечным. В воздухе плыл чуть уловимый запах огурцов - неподалёку толстая бабка в пуховом платке и сером ватнике продавала из пластиковой бочки свежую корюшку. Очереди к ней не было.

Подруги синхронно закурили, каждая своё, облокотились на парапет, глядя в отражавшую синее небо и яркие жёлтые дома медленно и тяжело текущую внизу воду.

- А помнишь..., - начали вдруг синхронно и рассмеялись вместе.

Раньше у них тоже так бывало, что одна и та же мысль вдруг приходила в голову. Бывает так: вроде, совершенно разные на вид люди, а думают иногда - слово в слово.

- А помнишь, как в "Пышечную" всем классом ходили на Первомай? Помнишь?

- Ну, не всем, наверное? Нас все же было тогда - ого-го. Под сорок человек...

- Конечно, ничего не помнишь. И ещё отличница была, а память-то - никуда. Стареешь, что ли? Нас так много было, что в две очереди пришлось встать тогда. Я пошла налево, а ты - направо. И стояли потом у столиков в разных залах. Потому что тесно было. Но тепло-о-о...

- А вот в Москве наши пышки называют пончиками, представь, да? Пончики! Они там охренели в конец в столице своей.

Ирка научилась говорить разные грубые слова без всякой запинки, и не опуская глаз. Работа, чтоб её так и туда и в другое место... Тут с мужиками за день так наговоришься, что и дома потом хрипишь, бывало, как пьяный матрос.

- Пончики - это же такие круглые, с повидлом! Вот! - сжала пухлый кулачок Танька.

- А они их пирожками называют. Те, что с повидлом.

Ирка в Москве бывала почти еженедельно. И всегда приезжала оттуда с головной болью от суеты и крика. Москвичи все какие-то шумные были. Спешили куда-то все время. И народа в Москве всегда слишком много. Хоть на улице, хоть в метро.

- А пирожки - они вот так, плоские такие, - сомкнула ладони, не выпуская сигареты, зажатой между двумя пальцами, Танька.

- У меня бабушка тогда делала классные пирожки. С картошкой и с жареным луком. И ещё с рисом и с яйцом.

- Ага, помню, помню... Слушай, а пойдём-ка, что ли, в "Пышечную", а? Ну, не хочу я что-то в ресторан сегодня. Хочу, блин, детство своё вспомнить школьное. Молодостью тряхнуть, типа.

- Ты только, когда трясти начнёшь, не просыпь песок, подруга! - хрипло хохотнула Ирина.

А потом вместо ответа просто повернула направо.

В стороне от набережных было теплее. Не дул промозглый ветер с Финского залива, на котором ещё не растаял лёд вдоль берега. Не сквозило морозной свежестью вдоль каналов. И ещё там было тихо. Шаг в сторону от Невского - и уже тихо.

Они одинаковым жестом синхронно откинули капюшоны модных курток. У Ирки под капюшоном обнаружилась хулиганская маленькая парижская кепка с пуговкой на макушке. У Таньки - берет художественной расцветки. То есть, такой расцветки, что просто словом каким-то назвать было невозможно. Старое "серобуромалиновый" тут не годилось. Химические цвета со страшной силой лупили по глазам, отбрасывали на светлые кудряшки какой-то нереальный киношный отблеск.

- Ну, ты, мать, даёшь, - одобрительно сказала Ирка.

- А то! - гордо выпрямилась Танька, искоса посматривая по сторонам. - Или мы не в своём городе?

В "Пышечной", которая не меняла вывески и ассортимента все то время, сколько подруги помнили себя, было не по-весеннему пусто. Странно пусто и странно тихо.