Тени проникли в комнату, они лежали на дороге, тянулись по пляжу и исчезали в море. Тусклое кроваво-красное солнце, уходя в море, выглянуло из-за облаков. Гостиная вспыхнула последним отсветом дня; солнце, затянутое облаками, снова скрылось. Сумерки принесли с собой сыроватые запахи, смешанные с йодистыми испарениями водорослей. Легкий бриз унес их к югу. В редких отблесках солнца дальние участки пляжа казались плоскими и серыми; они тускло поблескивали там, куда накатывали волны прибоя, но легкий ветерок продолжал шуршать над пляжем, напоминая, что скоро придет пора очередного прилива.
Судья Айртон поерзал в кресле.
Он не без труда встал и, подойдя к буфету, уставился на две порции виски, которые сам недавно разливал. По размышлении судья взял один из стаканов, вылил его содержимое в другой стакан и добавил содовой. Из ящичка на буфете он вынул сигару, сорвал ленточку, обрезал ее и раскурил. Когда она, к его удовлетворению, затлела, он вместе со стаканом виски вернулся в кресло. Стакан он поставил на край шахматного столика, продолжая безмятежно попыхивать сигарой.
На жухлой траве лужайки за окном послышались чьи-то шаги.
— Добрый вечер, сэр! — раздался мягкий и теплый голос Энтони Морелла. — Как видите, я смело явился в львиное логово.
Подтянутый и мускулистый, излучая уверенность в себе, мистер Морелл, входя, снял шляпу и, с улыбкой представ перед судьей Айртоном, протянул ему руку.
Глава 4
— Добрый вечер, — сказал судья. Он пожал протянутую руку, хотя и не проявил особого воодушевления, оставшись сидеть. — Не присядете ли?
— Благодарю.
— Будьте любезны, напротив меня. Чтобы я мог рассмотреть вас.
— Ну что ж, идет.
Тони Морелл сел. Пружины кресла заставили его откинуться назад, но он тут же принял прежнюю позу.
Судья Айртон с той же невозмутимостью продолжал курить. Он не проронил ни слова. Его маленькие глазки не отрывались от лица гостя. Такой взгляд мог парализовать любого эмоционального человека; может, Морелл и был таковым.
Он откашлялся.
— Я предполагаю, — внезапно нарушил он гробовую тишину, — что Конни рассказала вам?
— Что рассказала?
— О нас.
— Что конкретно о вас? Постарайтесь быть точным.
— О браке!
— Ах да. Она мне рассказывала. Не желаете ли сигару? Или предпочитаете виски с содовой?
— Нет, благодарю вас, сэр, — мгновенно ответил Морелл, не теряя благодушной уверенности. — Я никогда не употребляю табака и спиртных напитков. Это мой принцип.
Словно ободренный предложением, он несколько расслабился. Он сидел с видом человека, у которого на руках козырной туз и остается лишь выбрать время, когда ввести его в игру. Но Морелл не предпринял никаких действий такого рода. Вместо этого он вынул пачку жевательной резинки, не снимая обертки, предложил угоститься хозяину и, положив пластинку в рот, с подчеркнутым удовольствием стал жевать ее.
Судья Айртон ничего не сказал.
— Не то что у меня есть какие-то возражения, — заверил его мистер Морелл, имея в виду табак и алкоголь, — просто не употребляю.
После этого великодушного объяснения он замолчал и хранил молчание, пока оно не стало тяготить его.
— Теперь относительно нас с Конни, — начал Морелл. — Она несколько волновалась по поводу нашего разговора, но я сказал ей, что смогу убедить вас проявить рассудительность. Мы не хотим никаких неприятностей. Мы хотим сохранять с вами дружеские отношения, если на то будет ваше желание. У вас какие-то весомые возражения против нашего брака? Или нет? — Он улыбнулся.
Судья вынул изо рта сигару:
— А вы сами не видите никаких препятствий?
Морелл помолчал.
— Ну, — признал он, избороздив смуглый лоб горизонтальными морщинами, — есть одна вещь. Видите ли, я прихожанин Римско-католической церкви. Боюсь, я должен настоятельно потребовать, чтобы обряд венчания прошел в католической церкви, и чтобы Конни стала католичкой. Вы же меня понимаете, не так ли?
Судья склонил голову:
— Да. Вы весьма любезно сообщили мне, что женитесь на моей дочери лишь в том случае, если она сменит религию.
— Послушайте, сэр! Я не хочу, чтобы вы предполагали…
— Я ничего не предполагаю. Я всего лишь повторяю ваши слова.
Он неторопливо запустил руку в нагрудный карман пиджака. Извлек оттуда очки в роговой оправе, водрузил их на нос и посмотрел на Морелла. Затем снял их и стал небрежно помахивать ими, держа очки в левой руке.
— Но эту ситуацию можно уладить! — возразил Морелл. Он суетливо заерзал на месте. В его темных выразительных глазах появилось враждебное выражение. — Религия для меня — достаточно серьезная вещь. Как и для всех католиков. Я всего лишь…
— Давайте оставим эту тему, если вы не против. Насколько я понимаю, вы не видите никаких иных препятствий к заключению этого брака?
— По сути, нет.
— Вы уверены?
— Ну, разве что… я должен сказать вам…
— В этом нет необходимости. Я знаю.
— Что вы знаете?
Судья Айртон аккуратно пристроил сигару на край шахматного столика. Переложив очки в правую руку, он продолжал неторопливо помахивать ими, хотя, внимательно присмотревшись, можно было заметить, что рука у него чуть заметно подрагивала.