Игра в кубики

– И на контакт она идет охотнее, чем вы, что совершенно зря. На моем месте мог оказаться маньяк-убийца, – захохотал Нифонтов, и у Полины по спине пробежал холодок ужаса. – Не бойтесь, Виталина, я же пошутил, – сказал он в сторону. – Я всегда держу свое слово, как только приедет ваша сестра, вы сможете уйти из квартиры, я слова не скажу.

– А что же вы хотите от меня, Борис? – спросила Полина, соображая, каков может быть его план.

– Я хочу с вами поговорить.

– Хорошо, мы поговорим. А потом?

– А потом будет видно. Не торопите события, Полина Дмитриевна. Вы еще далеко?

Полина бросила взгляд в окно – до дома сестры оставалось еще два квартала.

– Уже скоро подъеду.

– Смотрите, я ведь надеюсь на вашу порядочность, – со смешком произнес Нифонтов. – Пока никаких лишних людей я не вижу, но если вдруг… мне некогда будет убирать за собой, как я привык, а потому сами представляете, какая картина вас ждет.

– Борис, я ведь вам обещала. Никого не будет.

– Ну, увидим. Дядя Игорь, правда, говорил, что не каждому слову нужно верить, но выбор-то у меня, сами понимаете, не велик.

– Дядя Игорь? Кто это?

– Это бывший прокурор Хмелевска, вы не знали? Я ведь родом из этих мест, как выяснилось.

– Выяснилось? Вы что же, не знали, где родились?

– Представляете, всю жизнь считал себя коренным москвичом в хрен знает каком поколении, – расхохотался Нифонтов в трубку. – А оказался тем самым жалким провинциалом, которых так презирал, вот же превратность судьбы, да?

– Не совсем понимаю…

– Ну, что вы как маленькая? Меня усыновили в семилетнем возрасте, воспитывали как родного сына, а чтобы я стал им в полной мере, возили за границу к специалисту по гипнозу, и он сумел вытравить из меня Никиту Ноздреватого. Я стал Борей Нифонтовым, Боренькой, любимым сладким мальчиком, – зло сказал Нифонтов. – Нет, я не жалуюсь – меня любили по-настоящему, мне дали отличное образование, я никогда не считал себя в чем-то ущемленным. Но как они могли вычеркнуть из моей памяти моих настоящих родителей? Имя отнять? Чем им Никита не угодил? Малыш Никита, на глазах которого трое отморозков убили его отца и мать?! – голос его сорвался, и Нифонтов умолк.

– Борис… успокойтесь, пожалуйста, – как можно мягче произнесла Полина, заметив, что машина остановилась у полосатого шлагбаума, перекрывавшего въезд во двор дома Виталины. – Я подъехала, сейчас поднимусь в квартиру, и мы обо всем поговорим уже без телефона, хорошо? Вы откроете мне дверь?

– Да. Я вижу машину у шлагбаума. Выходите и скажите водителю, чтобы уезжал.

Полина открыла дверцу и громко сказала:

– Можете быть свободны, – показав жестом водителю, чтобы позвонил прокурору.

Тот кивнул, и Каргополова вышла из машины, которая тут же тронулась и скрылась за углом. Полина стояла в лучах солнца, зажмурившись и подняв вверх голову, словно ловила последнюю возможность побыть на воздухе. Впереди ждала неизвестность.

Журналист

Следователь стояла возле шлагбаума совершенно одна, попав в яркое солнечное пятно, и, подняв вверх голову с поднесенной к уху трубкой мобильного, смотрела на небо.

Борис наблюдал за ней из-за клетчатой шторы кухонного окна. Рядом на табуретке сидела, вся сжавшись, Виталина.

– Все, Виталина Дмитриевна, через пять минут сможете уйти, – сказал Борис, наблюдая за тем, как Каргополова идет к подъезду. – Дам вам дружеский совет – никогда не открывайте двери случайным знакомым, что бы они при этом вам ни наплели.

Она не ответила, только всхлипнула. Час назад она действительно настежь распахнула дверь в ответ на его фразу, что он нашел ее паспорт, и ей даже в голову не пришло, что это вранье. Никакого паспорта он не находил, а при наличии нужных знакомых просто пробил адрес, благо имя это встретилось в городе Хмелевске ровно один раз.

Борис не собирался причинять ей вред, ему нужна была ее сестра – и все. Четкого плана пока не было, но в том, что из этой квартиры он живым не выйдет, Нифонтов понимал прекрасно. Самоубийц он презирал, однако в ситуации, подобной этой, такой выход уже не казался малодушием. Но напоследок очень хотелось выговориться. Он несколько месяцев носил в себе груз, от которого мечтал избавиться хотя бы перед смертью. Он успел сделать почти все, что задумал, и черт с ней, с этой Негрич и ее теткой, пусть живут. Он отомстил главному – Пострельцеву, вот пусть теперь остаток жизни поливает цветы на могилах дочери, сына и брата.

За могилой его настоящих родителей никто не ухаживал, Борису с большим трудом удалось найти ее на старом кладбище – ни надписей уже прочесть было нельзя, ни фотографий – они просто выгорели.

«Интересно, как вытянется лицо маменьки, когда ей сообщат, что Боренька ее любимый, не моргнув глазом, прирезал пять человек? – кусая нижнюю губу, думал Нифонтов. – Отец-то, понятно, так и скажет – надо было его сразу после аварии в тюрягу отправить, пусть бы посидел, подумал. А вот маменьке тяжело будет – это ж какой удар по репутации. Сволочи, они мне жизнь сломали, вот теперь пусть и расхлебывают».

В дверь позвонили, и Виталина дернулась, но он быстро взял ее за руку и проговорил: