Игра в куклы

Покачиваясь, Славка сумел удержаться на своих двоих. Даже сделал шаг-другой, чтобы встать плечом к плечу с Яриком, который все еще охал, потирал ушибленные бока и бросал на друга красноречивые взгляды. Залившись краской, Славка старался смотреть прямо перед собой. Там уже стояли Жан и Лена, и фигуры их казались до ужаса маленькими на фоне расползшегося, разросшегося, захватившего весь мир Болота.

Именно так, с заглавной буквы. Потому что это Болото претендовало на имя собственное. Потому что эта Топь была Матерью всех топей. Оно жило, бурлило, чавкало, переваривая, точно гигантский желудок, самое себя. Без ориентиров, не в силах зацепиться за рахитичные кусты и свитые узлами деревца, взгляд ускользал вдаль и там обрывался с земного края и в потоках мутной жижи, некогда бывшей водой, падал мимо трех слонов и гигантской черепахи… или, скорее, других, куда более страшных и древних существ, на которых держался этот небывалый мир.

Славка помотал головой, приводя реальность в чувство. Картинка перестала рябить и двоиться, но Болото никуда не делось. Оно разлеглось, терпеливо дожидаясь, когда путники сами устремят к нему свои стопы. И уж тогда оно покажет им, что терпение это обманчиво, а под ним скрывается вечный неутолимый голод. Болото свяжет им ноги. Крепко схватит за пояс. Поднатужившись, проглотит по плечи. И вскоре лишь гроздь пузырьков на поверхности затхлой воды напомнит о том, что еще недавно кто-то здесь кричал, извивался и рвался что было сил, надеясь перебороть чудовищную мощь.

– Да что такое… – буркнул Славка.

– А? – будто с другой планеты откликнулся Ярик.

– Не знаю… мысли всякие лезут…

– Оно хочет, чтобы мы ушли. – Лена не обернулась, все так же глядя вдаль. – Запугивает нас.

– Вы тоже это чувствуете? Как будто…

– …как будто стоит сделать шаг – и нас засосет трясина, – продолжил Жан. – И никто не поможет, не спасет. Впереди нас ждет смерть.

– Оно говорит нам, что мы зря сюда пришли.

– Нет, не зря!

Все с интересом уставились на Славку. Чувствуя, как кровь снова приливает к щекам, он осекся. Нужно бы объяснить, рассказать, что он почувствовал там, перед воротами, когда прутья решетки раскалились добела. Но тогда придется открыться им, малознакомым подросткам, почти взрослым, и если они будут смеяться… Славка упрямо набычился и отвернулся, пряча пунцовое лицо. На плечо ему легла рука Ярика, неожиданно легкая для парня, который так запросто швыряет противника вдвое тяжелее себя. Славка напрягся, но друг лишь похлопал его ободряюще:

– Давай колись. Ты что-то знаешь?

Багрянец стыда захватил шею и, кажется, пополз по рукам. Однако голос друга не оставлял сомнений: если все поднимут Славку на смех, Ярик даже не улыбнется. Сорвав рюкзак со спины, Славка отщелкнул застежки:

– Вот!

На его подрагивающей – и да, такой же красной, как и лицо, – руке сидел розовый плюшевый слон. Веселая улыбка справа, треснутый глаз и оторванный бивень слева. Славка не помнил, как оторвал бивень, слишком маленький тогда был, а мама решила игрушку не спасать. Но месяц шел за месяцем, а маленький Славка все сильнее привязывался к помятому, пожеванному, порванному слону, который и попал-то к нему случайно. А вот глаз…

Да, за глаз Славке было стыдно до сих пор. Он проверял слона на прочность пассатижами, и глаз проверку не выдержал…

Розочка

Вопреки нежному окрасу шкуры и милой улыбчивой мордочке, она долго считала себя слоном, а не слонихой. А как иначе, когда большие двуногие гремят с небосвода – слоняра, слонище и даже слонотоп! И только маленький двуногий, который потешно слюнявил ее уши беззубыми деснами, считал ее девочкой. Точно слоненок, он засыпал на ее плюшевом боку, неуклюже ползая, бодал ее широким лбом. Он не умел говорить, но его чувства грели как солнце.

Когда едва проклюнувшиеся, но острые зубки перегрызли ей бивень, было не больно. Неприятно, но не больно. Она понимала, что такова цена любви. Дети растут, а ее слоненок рос ну очень быстро. И разум его не всегда поспевал за изменениями тела. Она не слишком переживала из-за бивня. Изредка, ловя свое отражение в зеркале, она думала, что выглядит все еще отлично. Отсутствующий бивень придавал ей лихой и немного опасный вид. К тому же удивление на лице слоненка стоило тысячи бивней.

Когда он сломал ей глаз, было больно. Но боль пришла изнутри. Из того места, где у настоящей слонихи находится сердце. Она могла понять случайность, глупость, совершенную несмышленышем, но жестокость была ей чужда. Откуда плюшевой слонихе знать, что детская любознательность зачастую идет рука об руку с жестокостью!

Когда он прижигал ей хобот зажигалкой, она лишь порадовалась, что глупый слоненок не спалил весь дом. Боли не было. С ожогом на хоботе внутри нее что-то перегорело. И тем еще более странно выглядело осознание, что любовь слоненка к ней не стала меньше. Просто спряталась. Ушла на глубину, как огромная сверкающая рыба.