Игра в людей

— Мою проблему ты знаешь. Какие будут предположения, советы? Я готов слушать.

— Что хочешь услышать?

— Ты у меня еще спрашиваешь? — Одну руку он оставил на боку, пальцем другой тычет в направлении меня. — Ты тот человек, из-за которого все произошло. Ты как учитель должен был предотвратить это. Что скажешь? Будешь оправдываться?

Он застыл в угрожающей позе. Готов кинуться и растерзать, а я свой портфель прижал к животу. Я сказал:

— Тебя удивляет, почему я не заявил о тебе в милицию. Каждый день ты возвращался домой в страхе, ожидая нападения из темноты подъезда. — Константин поморщился, словно учуял нечистоты. Я попал в точку и заговорил увереннее. — Но у меня есть изъян, обвинять я умею только одного человека, остальных я хочу понять. Мне интересно. Мне предлагали убить тебя, но вместе с тобой умерла бы тайна твоего нападения. Пока ясно одно, ты допустил промах и вместо того чтобы быть честным с собой и исправить его, свалил вину на другого. Ты знаешь, как называются такие люди. Все знают.

— Ты лжешь! — Прикрикнул Константин, но осекся и поглядел по сторонам. Тихо. Он зашипел. — Будь возможность отомстить, любой бы отомстил. Кому нужна твоя правда?

И тут я осознал: он меня не понимает! Не понимает, зачем я пришел сюда и зачем происходит все это. А того, что не понимаешь, начинаешь бояться. Чтобы снизить его страх я соврал:

— Видишь ли, я нахожусь в процессе разработки нового тренинга. Твоя выходка это удар по моей прошлой системе, давай вместе подумаем, где мы напортачили. И я прощу тебя, даю слово.

Костя недоверчиво отстранился. Внезапно ему стали интересны песчинки под ногами и ржавчина на уазике. Он сказал:

— Помнишь, я рассказывал про Настенку? Тогда я не закончил. Я действительно любил ее, платонически, потому что физически не знал как подступиться. Ты меня научил, я стал уверенным, наглым и напористым, умело играл на эмоциях девушек, чередуя комплименты с обидами. Но с Настенкой было поздно. Она вышла замуж за Пьера Лихвидского и помахала мне ручкой из самолета в Париж. — Он склонил голову и горько рассмеялся. — Может, в этом корень всех зол? В том, что я не могу забыть Настену?

— Нет. Будь это правдой, ты б успокоился. Я помню всех своих девушек. Ну, всех конечно не упомнишь, но большинство. Каждая из них была чем-то особенная, с фирменным знаком…

— Настя была единственной! — Прорычал Костя. Он снова стал алертным, правое плечо отвел чуть назад, а пальцы сжал в кулак.

Я сглотнул. Если сейчас нападет, мне несдобровать.

— Дурак. — Сказал я и на всякий случай отступил назад. Даже месть я отложил на потом. Главное понять, где он дал сбой, а значит, где неправ я. — Не бывает единственных.

— Настя нравилась всем.

— И ты как истинный охотник захотел прибрать эту лань в свои лапы? Тебя злит то, что тебя опередили?

— Дело не в этом… — Сказал он сквозь сведенные челюсти. — Настя действительно была единственной в своем роде.

— Твоя злость говорит об обратном. Ты вознес Настю в своих мечтах. — До меня наконец дошло, в чем дело. — Ты не Настю любил, а свои мечты. Ты нарцисс. Ты вообще не любишь женщин, для тебя секс это сделка, и ты считаешь количество успешно завершенных сделок!

— Как ты можешь говорить о любви, когда учишь обратному?! Техники манипуляций это не любовь, это и есть сделка.

Мне стало стыдно за то, что он искренно и с упорством бьется головой о стену. Самый страшный и сильный поступок это быть честным, а не искренним, понять, что ошибался и шагнуть навстречу новому. Честность это постоянная открытость фактам, в то время как искренность всего лишь вера в собственную пропаганду. Теперь ясно, почему он опасается меня. Я пришел понять, а он стремится отстоять свою точку зрения. Я сказал:

— Я любил всех до единой, даже тех, кого наказывал. Мы с тобой не моралисты, но должны понимать, что если точишь камень, делай это с душой, а трахаешь женщину, так трахай для души! Она будет богиней в твоих руках, тебя же сочтет за бога. А ты…

— Я любил Настенку!

— Ты любил свои фантазии!

Внутри меня щелкнуло. Вот оно. Здесь он прокололся, здесь проиграл я, самовлюбленный дурак. Мои любимые дела — всего лишь тени моей любви к себе. Я любил себя в них, а не занятие ими. Но с Астой все будет по-другому.

Он схватился за голову руками, лицо покраснело и затряслось. Он пошатнулся и отступил. Одной рукой держится за лицо, другой оттолкнул от себя воздух, словно пытается оттолкнуть меня.

— Ты все врешь… — Сказал он с отвращением. — Это ли говоришь ты, Ларион? Который утверждает, что надо строить для другого воздушный замок, в котором тот поселится.

— Зачем же ты построил замок для себя? Да это неважно, зачем. Выходи оттуда, я тебя жду здесь, Костя.