Игра в ложь

Вероятно, прогорела опорная балка, удерживавшая всю конструкцию, и гигантский костер обрушился под собственной тяжестью, усеяв берег обломками. Мне за шиворот попала щепка, жжет сквозь мокрое платье. Нависаю над Фрейей, как щит.

Шум улегся, и мы осмеливаемся поднять головы. Мельница – словно пустая ракушка; дымящиеся балки торчат, подобно ребрам. Нет больше ни крыши, ни полов, ни лестницы. Лишь языки пламени, долизывающие слепые оконные рамы, довершающие адское пиршество.

Ничего, совсем ничего не осталось от мельницы.

И ничего не осталось от Кейт.

Резко просыпаюсь. Долгую минуту не могу сообразить, где нахожусь. Освещение в комнате слабое, мигают какие-то приборы. Слышится гул голосов, пахнет дезинфекционным раствором. Запах дыма, кажется, надежно обосновался в моих ноздрях.

Вдруг я вспоминаю.

Я в больнице, в педиатрическом отделении. Фрейя – рядом; спит в кроватке, накрепко вцепившись в мою руку своими крохотными пальчиками.

Свободной рукой тру глаза. Веки саднит от слез и дыма. Восстанавливаю события последних двенадцати часов. Получаются какие-то обрывки. Тея, бросающаяся в воду в стремлении добраться до мельницы; Фатима, повисшая на ней, тянущая назад. Полицейские и пожарные; перекошенные лица толпы при сообщении, что в доме остались люди.

Фрейя, загипнотизированная дикой красотой пожара; пухлая мордашка вся в золе, огромные круглые глазищи отражают пламя.

Но главное – Кейт и Люк; два силуэта в огненной геенне.

Кейт побежала спасать Люка.

– Зачем? – в ожидании службы спасения хрипло повторяла Тея, обнимая дрожащего, ошеломленного Верного. – Зачем?

Я качала головой. Хотя могла бы и ответить. Потому что наконец-то поняла истинный смысл записки Амброуза.

Странно, что до последних дней я не сознавала: Амброуз всегда был для меня закрытой книгой. Я словно законсервировалась в пятнадцатилетнем возрасте; на все, связанное с Амброузом, смотрела глазами ребенка, неспособного к анализу. Но я давно взрослая; оглянуться не успею, как мне стукнет сорок пять – столько, сколько было Амброузу, когда мы с ним познакомились. Мы с ним на равных – он тогда, я сейчас. Теперь я вижу: Амброуз был далеко не святой. Его одолевали собственные демоны, его переполняли пороки. Я об этом не догадывалась, хотя история борьбы с демонами, история преодоления пороков была запечатлена на стенах мельницы – в буквальном смысле.

До сих пор я даже не задумывалась ни о наркозависимости, ни о пьянстве, ни о страхах Амброуза. Стыдно в этом признаться, но ничего не поделаешь. Тут я не одинока, тут ко мне присоединяются Тея с Фатимой. Исключение, пожалуй, составляет Кейт – да и то, не поручусь. Что до меня, я в упор не видела жертвенности Амброуза. Ради Кейт с Люком он отказался от блестящей карьеры, согласился на скромную должность учителя рисования, лишь бы Кейт училась в престижной школе. А противостояние наркозависимости? Каких усилий стоило Амброузу оставаться «чистым»! Но было ли мне дело до этого? Увы, нет.

Казалось бы, мы сами теперь взрослые – а что толку? Вот несколько дней назад мы с Фатимой узнали от Теи о планах Амброуза, повлекших трагедию; но разве мы изменили угол зрения? Нет. Мы по-прежнему смотрели на все с собственных колоколен. Хотели общаться как раньше, претендовали на мельницу как на место встреч. Семнадцать лет назад она нам требовалась для игр – ну и в чем разница? Удивительно ли, что в намерении Амброуза мы разглядели лишь угрозу нашему беззаботному существованию?

Вот и выходит, что Амброуза я совсем не знала. Наши пути пересеклись лишь на одно лето. В лице Амброуза я любила заботу о себе, собственную свободу, возможность спрятаться от кошмара, в который превратилась моя жизнь из-за маминой болезни. Эти блага я от него получала, не давая себе труда задуматься – а кто же он такой? Теперь я знаю. Теперь, кажется, я наконец поняла и душу Амброуза, и смысл его поступка.

По большому счету, я не ошиблась. Предсмертную записку действительно написал человек, отравленный собственным ребенком; написал для того, чтобы избавить ребенка от ужасных последствий. Только это сделала не Кейт. Амброуза убил Люк.

Ответ лежал на поверхности – не понимаю, как мы раньше не догадались. Дело не только в письме, полно и других улик. Вовсе не дочь собирался отослать из дому Амброуз – не дочь, а сына. «Почему ты ему не верил?» – спросила Кейт у Люка. Да потому, что Люка слишком часто обманывали! Видимо, он решил, что сбывается самый главный из его страхов – Амброуз пожалел, что принял в семью, окружил заботой и любовью чужого мальчика. Сколько раз Люк, отталкивая, обижая Амброуза, проверял, действительно ли этот человек любит его, действительно ли не предаст.

В тот вечер не одна Мэри слышала спор Кейт с отцом. По всей видимости, слышал их крики и Люк. В отличие от меня и Теи Люк понял: отсылают не Кейт, а его. Не знаю, куда – вероятно, в закрытую школу. По крайней мере, такой вывод я сделала из сказанного Теей. Но Люку, которого предавали множество раз, пришло в голову другое, страшное. Люк решил, что Амброуз намерен отправить его к матери.