Игра в ложь

– Мне угодно, – дрожащим голосом начинает Оуэн, – чтобы для тебя главную роль играли наши отношения. С рождения Фрейи я себя ощущаю последним в пресловутом гребаном списке. Мы больше не разговариваем. А теперь еще и это!

Не пойму, о чем он – о Солтене? О Люке? А может, о Фатиме, Тее и Кейт? Или… или даже о Фрейе?

– Меня это достало! Слышишь? Меня достало быть последним в списке!

При этих словах что-то щелкает в моем сознании. Мне больше не грустно. И не страшно. Я – взбешена.

– Так вот оно что! Люк, значит, ни при чем! И Кейт тоже, и даже дурацкая пачка сигарет! Дело в тебе, Оуэн. Ты не можешь пережить, что отныне не ты центр вселенной!

– Да как ты смеешь? – Язык у него заплетается. – Сама же мне врала – и на меня сваливаешь вину? Я с тобой поговорить пытался, Айса. Неужели тебе наплевать на наши отношения?

Нет, конечно. Не наплевать. Но сейчас, вот прямо сейчас, я на грани. Еще одно обвинение со стороны Оуэна – и я расколюсь. Все ему выложу. А этого допустить нельзя.

Стремительно иду к двери, почти бегом поднимаюсь в спальню. Начинаю собирать сумку. Запихиваю все подряд – подгузники, свое белье, распашонки. Несколько блузок. Какие-то штаны. Плевать, что не по погоде. Сейчас главное – уехать. Отсюда, из этого дома.

Вынимаю проснувшуюся, недовольную Фрейю из кроватки, заворачиваю в шерстяной кардиган – ночью прохладно и сыро. Вскидываю сумку на плечо.

– Айса!

Оуэн, багровый от ярости, караулит в прихожей.

– Айса, не делай этого!

– Оуэн, я…

Фрейя начинает вырываться, и одновременно жужжит телефон. От кого сообщение? От Теи? От Фатимы? Не знаю. Даже думать не могу.

– То есть ты к нему уезжаешь, да? – истерит Оуэн. – К брату Кейт? Так? И сообщение от него, верно?

Все, хватит. Это была последняя капля.

– Да пошел ты!

Отталкиваю его плечом, хлопаю дверью. Фрейя вздрагивает, ударяется в рев. Коляска стоит на первом этаже. Укладываю Фрейю, брыкающуюся изо всех сил, а у самой руки трясутся. Игнорирую вопли, подобные вою сирены; открываю дверь, выкатываю коляску на крыльцо и тащу вниз по ступеням.

Не успеваю дойти до калитки, когда дверь распахивается, и выскакивает разъяренный Оуэн.

– Айса! – вопит он.

Продолжаю путь.

– Айса! Ты не можешь вот так взять и уйти!

Очень даже могу. Слезы катятся по щекам, сердце того гляди разорвется.

Но я продолжаю идти.

Погода меняется, кажется, одновременно с отправлением поезда. По сельской местности мы едем уже под ливнем. Температура резко упала – в пригородах была еще предгрозовая духота, сейчас холодно и промозгло, почти как осенью.

Сижу, озябшая, прижав к груди Фрейю – этакую живую грелку. Пытаюсь и не могу осмыслить произошедшее. Я что – ушла от Оуэна? Мы и раньше ссорились, и даже по-крупному. Парам вообще свойственно пререкаться, цепляться к мелочам, грызться, и мы – не исключение. Сегодняшняя ссора серьезнее всех предыдущих. Мало того, она – первая с появления Фрейи. Когда Фрейя родилась, в наших отношениях произошла перемена. Ставки, что ли, поднялись. Словом, мы пустили корни, стали терпимее друг к другу; осознали – нельзя раскачивать лодку так сильно и так часто, ведь теперь мы в этой лодке не одни, с нами – наш ребенок.

А сейчас… сейчас лодка дала такой крен, что спастись нам обоим вряд ли удастся.

Несправедливость обвинений Оуэна жжет мне горло как кислота. «У тебя кто-то есть». Ха! Да я, с тех пор как родила Фрейю, почти безвылазно сижу дома! Мой организм мне не принадлежит – Фрейя, прицепившись, словно репей, вытягивает, заодно с молоком, и мою энергию, и мое либидо. Я вымотана, я задергана Фрейей. Настроиться на близость с Оуэном, ответить на его желание – целая история. И Оуэн это знает. Он отлично знает, как я устала, как стесняюсь своего дряблого тела. Неужели он и правда решил, что я, сунув Фрейю под мышку, пускаюсь во все тяжкие с прежним пылом? Ерунда! Я бы расхохоталась, если бы не чудовищная нелогичность такого подозрения.

И все-таки… Все-таки, взбешенная донельзя, я вынуждена признать: в некотором смысле Оуэн угадал. Не насчет романа, нет. Просто, пока поезд катится к югу, остывает мой гнев и в душе зарождается зернышко вины. Оэун прав в главном – я ему лгу. Ложь ведь не всегда идентична измене с другим мужчиной. Изменять можно по-разному, и эффект будет не менее, если не более пагубным, чем от измены. Я не была искренна с самого знакомства с ним, но сейчас я перешла черту. Я лгу напропалую. Оуэн догадался: случилось что-то плохое, и я пытаюсь это скрыть. Он просто не знает, в чем конкретно проблема. Жаль, что нельзя ему рассказать.

От желания поделиться сосет под ложечкой. И в то же время… я отчасти рада, что не имею на это права. Тайна не моя, не мне и решение принимать. Ну а если бы задействована была только я одна? Как тогда? Не знаю.