Игра в метаморфозы

Голос был женский… Он совершенно точно знал, что за дверью нет никакой женщины, и женскому голосу кто-то здорово подражал. Он прислушался.

– Я должен его наказать, Марта, – ответил низкий, звучный голос, от которого он вздрогнул. – Он не должен больше заговорить.

Третий голос звучал почти сразу, все время срываясь с фальцета на хриплый стон:

– Не убивай меня, умоляю тебя, Рикардо!

Охранник потряс головой. Черт возьми, ну и кавардак же в голове у белобрысого! Ну зато новенький не рискует соскучиться: вон у него сколько собеседников… И тут он вспомнил об инструкции глаз с него не спускать. Все камеры были снабжены системой слежения с экранами на контрольном посту. Условие содержания белобрысого было яснее ясного: «Максимальное внимание, есть угроза суицида». Но какой там суицид? Каким образом? У него же все отобрали, как обычно: шнурки, ремень, часы, зажигалку… Да еще и обыскали как следует.

Охранник отошел от камеры.

– Я должен его убить, – проговорил низкий мужской голос у него за спиной.

Ну, валяй, дружище, продолжай бредить дальше…

Тут хочешь не хочешь, а вздрогнешь.

11

Вечер понедельника

Адриан провел кончиком указательного пальца по ее татуировкам. Двенадцатисантиметровая черепушка, калавера, которую она вытатуировала себе на левом бицепсе во время отпуска в Мексике; роза с окровавленными шипами возле лобка; парочка, танцующая танго, на икре; компас со стрелкой N, указывающей на сердце, на левой груди и еще куча каких-то фраз, чисел, звезд и непонятных символов…

– Ну просто открытая книга, – произнес он, лежа рядышком с подругой.

– Неплохая мысль…

– Книга твоей жизни…

Этот комментарий он отпускал каждый раз, когда они занимались любовью. Адриан Санс был человеком рассудочного склада ума. Ему нравилось все анализировать. И он знал, что каждая татуировка на ее теле связана с каким-то определенным событием – неважно, радостным или печальным. И с каким-то определенным местом.

– М-м-м… – промычала она, проводя ладонью по груди Адриана. Грудь слегка вспотела. Вот она, Лусия, никогда не потела, даже когда тягала сорокакилограммовую штангу в лежачем жиме в спортзале ЦОП. Так уж у нее устроены железы: это называется гипогидроз.

Ей говорили, что это может быть опасно. Интересно, а по шкале от одного до пяти, где единица – это тот, кто никогда не выходит из себя, а пятерка – тот, кто служит в Гражданской гвардии и уже трижды смотрел в дуло пистолета, каков будет уровень опасности? Врач на этот вопрос ответить не сумел.

– У тебя полно татуировок на икрах и ступнях, но ни одной на руках или затылке, – заметил Адриан.

– Там нельзя.

– А вот здесь? – сказал он, перевернув ее на живот, чтобы погладить по спине. – Расскажи об этом рисунке.

Татуировка на спине была большая, от лопаток до самого крестца. Длинный силуэт, просто контур человека, раскинувшего руки, словно на кресте. Однако на Христа он похож не был. Точнее, это был ее Христос. Рафаэль. Навсегда вросший в ее кожу. Пока жива, она будет хранить на себе его силуэт. Это самая первая ее татуировка, сделанная, когда ей было восемнадцать. Через несколько недель после…

Лусия напряглась и встала. Она не любила об этом говорить.

– И когда же ты познакомишь меня с твоим мальчуганом?

– Дай мне время.

– Время?

Адриан откинулся на подушки, скрестив руки.

– Лусия, сколько мы с тобой уже вместе? Сколько месяцев? Одиннадцать? Двенадцать? Эй, ты куда?

– В душ.

– Уже уходишь?

Вместо ответа она прошла в ванную комнату рядом со спальней и встала под душ в роскошной черной душевой кабине, где струи воды меняли цвет, освещенные разными лампами. «Умный» экран LCD, ванна, джакузи, сауна и хаммам в одном флаконе. Просто космическая аппаратура. И на фига ему такая роскошь, если он залетает в эту кабину буквально на несколько секунд, чтобы только освежиться?

– Слушай, знаешь что, ты меня уже достала! – крикнул он с кровати.

Лусия улыбнулась. Адриан отходил от своей отточенной манеры выражаться, только когда злился. Она была уверена, что, перед тем как одеться, он нацепил на нос очки. Иногда Лусия думала, что очки – его защита, они охраняют его от внешнего мира, и Адриан Санс за ними просто прячется. Когда он снимал их, лицо у него становилось каким-то неприятно голым.

Познакомились они на службе, как и миллионы других людей. Ее отдел расследовал тогда кражу, которая плохо кончилась: два трупа и похищенные ценные картины. Она связалась с группой исторического наследия, где работал Адриан, и тот пригласил ее к ним в отдел. У них на двери висела репродукция «Джоконды», которая весело подмигивала. Изучая документы, найденные на месте преступления и относившиеся к украденным картинам, Адриан говорил о скупщиках краденого, о перепродаже с ее схемами и оборотами, о галереях. Он был очарователен и прекрасно знал свое дело. Ей тут же захотелось стащить с него очки и поцеловать. Но она дождалась вечера, позвонила ему и пригласила пропустить по стаканчику.

Сейчас под душем у нее перед глазами возник другой образ.