Игра в молчанку

Фрэнк накладывает немного крема на верхнюю губу и на щеки и, слегка размазав, ждет реакции. Мэгги не заставляет себя ждать. Раздраженно фыркнув, она делает ему знак наклониться, и сама покрывает его лицо кремом. Он мог бы сделать это и сам, но ему нравится чувствовать ту ни с чем не сравнимую нежность, которую она проявляет к нему, даже когда он перебарщивает. Но вот дело сделано, и, чмокнув Мэгги в щеку, Фрэнк выпрямляется во весь рост и поднимает на плечо собранную сумку.

– Сегодня погуляем совсем немножко, – предупреждает он. – Думаю, лучше взять кресло на колесах. Сумку я могу поставить тебе на колени.

Теперь Мэгги уже почти не возражает против инвалидного кресла. Во всяком случае, не так, как раньше. Благосклонно кивнув, она показывает ему на стоящие в углу легкие босоножки. На дворе стоит погожий августовский вечер, который отлично подходит для небольшой прогулки, и Мэгги не терпится поскорее выбраться из дома и из кутерьмы собственных мыслей. Вот она уже спускается вниз, в прихожую, и накидывает на плечи платок, да так быстро, что Фрэнк не успевает даже предложить ей свою помощь. Он вообще выглядит сегодня более рассеянным, чем обычно, но Мэгги этого не замечает. Ей всегда было о чем подумать, а сегодня – в особенности. Впрочем, сегодняшний день обещает быть не самым легким для обоих.

Ровно в шесть они наконец оказываются возле ведущей на Луга калитки-вертушки. На башне церкви Сент-Джайлс начинают бить колокола – приглушенный расстоянием звук доносится с противоположного края Лугов, но Фрэнк слышит его отчетливо и ясно. Но Мэгги, кажется, не замечает и этого. Все ее силы и внимание уходят на то, чтобы, сохраняя равновесие, протиснуться через вертушку. Сделать это быстро не по силам иному здоровому человеку, но Фрэнк не упускает возможности недовольно нахмуриться.

– Ты неисправим, Фрэнк! – замечает Мэгги, благополучно достигнув противоположной стороны и улыбается так широко и лучисто, что ее улыбка видна даже мне.

Она уже решила, что пойдет дальше сама, и Фрэнк, перевалив инвалидное кресло через ограду, берет ее за руку. Свободной рукой он катит кресло, которое чуть подпрыгивает и хрустит колесами по щебню дорожки. Мэгги движется уже не так быстро, как когда-то, однако нет никаких сомнений в том, что до пункта назначения она доберется. Всего несколько месяцев назад даже подумать о подобной прогулке было немыслимо: врачи заносили в ее историю болезни малейший успех (впрочем, эти записи велись, скорее, для того, чтобы не подавать ненужных надежд), зато теперь Мэгги не уставала радоваться тому, как ловко она спутала им все карты. Любое дело становится проще, когда у тебя есть цель, а уж Фрэнк постарался сделать все, что было в его силах, чтобы убедить Мэгги: ей есть чего ожидать от будущего.

И не только ей, но и ему.

На берегу Темзы они останавливаются. Здесь стоит удобная скамья, рядом с которой тянется вдоль реки широкая полоса травы. Для постороннего наблюдателя это всего лишь часть обширного, залитого золотым предзакатным солнцем луга, но для нас это место первой прогулки, дорожка, где дети учатся ездить на велосипеде, площадка для бесчисленных семейных пикников. По реке, лавируя между яхтами, скользит байдарка. Гребец поднимает руку в знак приветствия, и Фрэнк машет в ответ, но Мэгги глубоко ушла в воспоминания и ничего не замечает.

Торопить ее Фрэнк не хочет, не хочет нарушать ее задумчивость. Он слишком хорошо знает, с какой силой притягивает к себе прошлое, как оно служит обрамлением для их настоящего. Но знает он и то, что это именно обрамление, рамка, в которую словно праздничное, яркое фото вставлен каждый новый день, который они вместе, рука об руку, начинают каждое утро. Им обоим довелось много страдать и пережить страшное горе. Забыть об этом они не смогут никогда, но, кроме памяти, в их жизни есть много других вещей. Каких? Этого никто не сможет сказать наверняка, и только в одном можно быть уверенным: изменить собственную историю никогда не поздно.

– Смотри, что у меня есть, Мегс… Ну-ка, попробуй… – Фрэнк протягивает ей открытый контейнер из фольги, из которого торчит пластиковая ложка, наполовину погруженная в бананово-карамельный торт.

– Я и не знала, что мы собираемся что-то праздновать!..

Это говорит та же самая Мэгги, которая каждый год отмечала день рождения Элинор, но сегодня… Сегодня с ней что-то случилось, и Фрэнку показалось – вот подходящий случай, чтобы сделать решительный шаг, взять на себя ответственность и показать себя настоящим мужчиной. И пока утром Мэгги принимала душ, он начал действовать. Примерно полчаса у него ушло только на то, чтобы взбить сливки. Слава богу, Мэгги не успела заглянуть в кухню, потому что половина сливок каким-то образом оказалась на столе, на полу, на стенах и даже у него в волосах. К счастью, оставшегося для его целей хватило, и даже с избытком.

– Просто вспомнить, – поправляет он. Губы Мэгги тотчас начинают дрожать, и Фрэнк нежно берет ее двумя пальцами за подбородок. – Мы должны. Ради Элинор. И ради нас самих.