Игра в «Мурку»

— Не сразу, Володя, не сразу. Да, и отправь Теодору его досье, без изъятий. Пусть посмотрит. Ему это будет полезно.

ДОСЬЕ ТЕОДОРА

Когда в художественном произведении автор должен раскрыть перед читателем содержание некоторого документа КГБ, он непременно попытается воспроизвести его стиль, дух его не скованного условностями единства поэзий мысли и действия. И мы бы так поступили, если бы речь шла об одном, двух, ну, от силы трех документах, но перед нами целая папка, хоть и не очень пухлая. Да и боимся мы, как бы стиль этот не проник в наш мыслительный аппарат и не произвел бы там какого-нибудь нежелательного для нас действия. Ведь мы никогда не относились с пренебрежением к этой организации, никогда не утверждали, что ничего, кроме бутылки водки, не хранится в потайном отделении железного сейфа. И ШАБАК нас учит: не пренебрегать, не заноситься!

Так мы, прочтя вместе с Теодором всю папку, страницу за страницей, решили дать свое вольное, но, насколько возможно, верное изложение ее содержания.

За закладкой «ДЕТСТВО» в качестве первого документа находим мы воспоминание Пети Громочастного, тогда командира пионерской дружины, о его разговоре с пионером Володей Прониным, командиром звездочки, который в конце этой главы будет уже майором Владимиром Прониным (Джуниором-Старшим). В этой беседе Володя, слегка насупившись и ковыряя сандалией землю школьного двора, отвечал на вопрос Пети, зачем он подрался и в результате побил Теодора. Теодор на уроках литературы выпендривается, объяснил Володя свое поведение: завязывает пионерский галстук бантом. Это неправильно, считает Володя. Делает это Теодор, чтобы понравиться Васильковой, а ей до него никакого дела нет. Я бы не рекомендовал его в комсомол, намекал Володя. Хотя в документе этого не значилось, но полковнику Громочастному и сегодня не составило бы труда вспомнить, как во время разговора с Володей он спросил его, нравится ли ему самому Василькова, и, увидев его смущение, поинтересовался, «ходит» ли Василькова с Теодором. Василькова ни с кем не «ходит», с Теодором — тем более, ответил пунцовый Володя.

Следующая запись была сделана по более позднему воспоминанию тогда уже председателя комсомольской организации школы Пети Громочастного о разговоре все с тем же Володей, но теперь уже заместителем комсорга класса (комсоргом был сам Теодор, а должность комсорга класса была высшей политической должностью «теодоров» в советской России того периода). В этой записи ощущается, что будущий полковник, а тогда запоем читавший шпионские романы и рассказы о чекистах старшеклассник, использовал для сбора информации личную заинтересованность Володи.

Теодор пишет какие-то подозрительные стишки, сообщал Володя о своем однокласснике. Читал ли он эти стишки, спросил его Петя. Нет, содержание стишков неизвестно. Он их только девчонкам показывает, ответил Володя.

Теодор откинулся в кресле. Именно так он и поступал и об этом хорошо помнил. Стихи о Пражской весне Теодор вообще никому не показывал, кроме отца. Он писал их для себя. Шестидневная война никак не отразилась в его сознании. Он, видимо, был еще мал и пробудился сразу после нее, прямехонько к кульминации событий в Чехословакии. Он помнил хрипы приемника, у которого они сидели вместе с отцом, помнил, как приставал к нему с вопросом, что он выберет, если одновременно будет хорошо слышно Би-Би-Си, «Голос Израиля» и будет идти по телевизору футбольный матч. Отец улыбнулся, задумался и сказал, что, пожалуй, — футбольный матч. Надо же, подумал Теодор, а он и сегодня, будучи старше тогдашнего отца, не сделал бы такого выбора. Русская литература и Пражская весна сформировали его в ранней юности, подумал о себе Теодор. Чехословакия и Прага стали чем-то вроде любви. Может быть, потому он

еще ни разу не был в Праге, что боится нарушить очарование тех дней. И так уже оно подпорчено прозой Кундеры. Теодор снова погрузился в изучение материалов папки.

Продолжает подбивать клинья под Василькову, пожаловался в том разговоре Володя Пете Громочастному. На Печорина Теодор не тянет, поэтому пытается изображать Базарова. Нигилист. А Васильковой нет никакого дела до нигилистов. «Ну, а Василькова нигилисту дает?» — спросил Петя, который учился к тому времени в выпускном классе. Он уже тогда начал нарабатывать и оттачивать на Володе хорошо известный ныне его сослуживцам высокомерно-дразнящий стиль общения. «Василькова никому не дает, а Теодору — подавно», — выпалил Володя. В Володином вспыльчивом ответе была примесь маленького торжества постороннего свойства, которую уловил Петя. «Недостаточно тверд в понимании принципов пролетарского интернационализма», — отметил впоследствии курсант школы КГБ Петр Громочастный в характеристике, данной им Володе Пронину при поступлении его в ту же школу. (Володя просто доставал приезжавшего на каникулы Петра просьбами рекомендовать его, Володю, для поступления туда, где уже учился ставший для Володи образцом подражания старший товарищ.)