Игра в «Мурку»

Проехали Голанские высоты из одного конца в другой, постояли на площадке, с которой открывается чудная артиллерийская позиция на дружественную России Сирию. Несмотря на то что начал Теодор про сионизм не с начала, а по краткому курсу сионизма – с погромов и Герцля, дошел он только до подлости англичан, именуемой ими real politic, и их Белой книги, не позволявшей евреям ступить на землю предков до провозглашения государства. Поскольку про подлость англичан Серега был наслышан на курсах повышения квалификации, то он вовсе не удивился. Но тут стали они спускаться с Голан к Кирьят-Шмоне, и такие перед ними развернулись пропасти, такие открылись красоты, что Теодор прямо захлебывался от восторга, указывая на них Сереге. Смотри, смотри, говорил он, сосны пирамидальные, словно из стены, на склоне обрыва почти горизонтально растут! Точно монголы в пиршественных халатах копья вперед наставили. Знаю, что монголы на лошадях воевали саблями, но здесь они словно спешились и приготовили копья к бою! А вот сюда посмотри, Серега! В эту пропасть! Видишь? Правда, до чего красиво? И так Теодор распалился, расписывая красоты еврейского севера, что Серега уже не столько смотрел на красоты, сколько на Теодора, и чувствовал удивление в коктейле с завистью и проникся уважением к энтузиазму Теодора, от которого разило такой любовью к своему Отечеству, какую даже школе КГБ привить ученикам не всегда удается. Но потом Серега все же отвлекся от речей слегка охрипшего Теодора и сам начал смотреть вокруг, не слушая речей сиониста.

Когда съехали на равнину, Теодор будто и сам стал ровнее, и речи его стали рассудительнее, и хрипота прошла.

– И ведь придется нам, Серега, рано или поздно отдать Голаны, – сказал он с грустью в голосе.

– Зачем отдавать? – встрепенулся Серега. – Не нужно отдавать.

– Ради мира, Серега. Ради мира, – сказал Теодор.

И развел теорию. Со слов его выходило, что чем меньше Еврейское Государство, тем для него лучше. Потому что, чем больше территория, тем больше на ней Соседей и тем меньше концентрация еврейского населения. И в идеале было бы хорошо, если бы Еврейское Государство стянулось в точку. Тогда концентрация еврейского населения стремилась бы к бесконечности.

– И сила Еврейского Государства в этом случае возросла бы бесконечно! – заявил Теодор.

– А сила почему? – искренне удивился Серега.

– А помнишь, Серега: «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва»?

– Ну, помню, конечно, – отвечал Серега. Он мысленно вынул из карты Россию, выковырял и Еврейское Государство, повертел их в руках, отложил Еврейское Государство в сторонку, двумя руками приладил на место Россию, затем осторожненько вернул карте Еврейское Государство и прижал его ногтем, втиснув между Соседями и морем.

– Вот! А за точку уже совсем отступать некуда! Позади точки – только точка! – провозгласил Теодор победным тоном.

Дальше они ехали молча. Видимо, Серега обдумывал Теодорову политическую геометрию. Да и сионизм он сегодня почувствовал как будто с другой стороны. Так они доехали молча до Нацрат-Илита, куда Серега попросил Теодора отвезти его. Разве что состоялась между ними еще одна беседа по дороге – Теодору захотелось поддеть Серегу.

– Слышал ли ты, Серега, о тайных масонских знаках? – спросил Теодор.

– Слышал, конечно, – ответил Серега, – но нам в школе КГБ говорили: поменьше отвлекаться на эти знаки, а больше заниматься самими евреями.

Теодор чертыхнулся, а Серега расхохотался. «Он совсем непрост», – подумал Теодор и продолжил.

– Разумно, – сказал он. – А ты сам никогда не задумывался о символике, заключенной в букве «е»? Например, в ее использовании в качестве заглавной буквы в именах и фамилиях?

Серега вспомнил свою агентурную кличку Есенин.

– Буква «Е» в начале имени или фамилии обозначает еврея? – спросил он.

– Именно, – ответил Теодор и замолчал.

– Как быть с Онегиным? Ведь он Евгений.

– Давай подумаем, – отвечал Теодор, -

"Мой дядя, самых честных правил,
Когда не в шутку занемог..."

Кто, кроме евреев, начинает в первом же предложении рассказывать о болезнях?

– Передержка. Это ведь он не о себе, а о дяде.

– Серега, включи логику. Если дядя его... Кто тогда сам Евгений?

– Понятно. А Ерофеев?

– А ты у него в книгах хоть раз встретил слово на букву «е»?

– Нет, только на «ж».

– А жалует он этих на букву «ж»?

– Не очень.

– То-то же. Маскировка.

– Никто ведь не жалует... – сказал Серега и осекся, теперь Теодор засмеялся.

– Другие не жалуют и помалкивают, чтобы не связываться, а он издевается. Никто, Серега, – Теодор приподнял назидательно указательный палец правой руки, которую он с этой целью оторвал от руля, – никто не станет издеваться в своей книге над «ж», если он сам не «е».