Читаем Игра в «Мурку» полностью

Пока же он все еще колебался. В его подсознание пробрался символ Тольки-Рубахи. Он со страхом сравнил себя с ним и обследовал свое «я». Все же он, Серега, никогда даже в мыслях не выставлял на смех Россию, не тыкал ее в ребра шпильками пренебрежения. Вспомнил он эпизод из гончаровского «Фрегата «Паллада», который прочел в юности по дореволюционному изданию собрания сочинений в красной, побуревшей от времени, истрепанной, но все еще нарядной обложке, в котором английский доктор в Южной Африке не лучшим образом отзывался об англичанах к удивлению русских морских офицеров, пока некто О.А.Г., у которого, по словам Гончарова, было особое на это чутье, не воскликнул: «Да он жид, господа!» Впрочем, этот доктор был любезный, образованный и обязательный человек, заметил Гончаров великодушно. Серега нашел в Интернете текст «Фрегата «Паллада» и соответствующий эпизод. Но там, вместо запомнившегося Сереге с его профессиональной памятью «О.А.Г.», упоминался безликий «один из наших товарищей» и фраза насчет чутья тоже была опущена. «Наверное, другая редакция, – пожал плечами Серега, – а может быть, память шалит или слились вместе два разных эпизода?» Нет, он, Серега, – определенно не Толька-Рубаха! Сравнил он себя и с Дмитрием, и тоже не найдено было особого сходства. Так в чем же дело? Что такое сейчас варится в нем? Что-то вроде борьбы за освобождение Болгарии от турок? Или: «Откуда у хлопца испанская грусть?.. Он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать...» Евреем, между прочим, воспето! А может быть, нынешняя фаза российской государственности отталкивает его, как в свое время оттолкнула Набокова?

Наступил вечер, полковник Громочастный не отзывался, и Серега включив телевизор, посмотрел новости по одному из российских каналов. С Россией все было в порядке. Страна двигалась вперед, укрепляя свое положение на международной арене. Он переключился на другой, где рассказывалось о русской живописи. «...Такой русский, такой христианский...» – говорила об одном из художников необыкновенно красивая дама в строгом платье, и даже сам выговор ее был – «шелка и виссоны» неспешной и правильной женской речи. Серега, сев за компьютер, посмотрел в записи новости еврейских телеканалов. Там шла очередная волна дискуссий: отдавать Голаны – не отдавать Голаны; если отдавать Голаны, то за «теплый» мир или можно и за «холодный» мир? Серега заерзал в кресле, прокрутил запись назад, еще раз выслушал аргументы «за» и «против». Сцепил руки на голове, средним пальцем правой руки задумчиво постукивая по тыльной стороне левой ладони. «Говнюки», – наконец сказал он.

Он встал, подошел к холодильнику, налил себе стакан томатного сока и стал расхаживать с ним по комнате, размышляя. Затем поставил на стол пустой стакан, залепленный изнутри помидорными красными кровяными тельцами на стенках, и достал из шкафа пустой чемодан, в который, как запомнилось ему, он бросил оставшиеся у него еврейские деньги. Там действительно валялась кое-какая мелочь. Серега выбрал монету достоинством в один шекель и стал разглядывать ее. На стороне практической была обозначена четкая единица, под которой прописью было подтверждено ее достоинство в один шекель. Другая (романтическая) сторона монеты выглядела загадочно: три незнакомых иероглифа (это не ивритский алфавит) трехступенчатой лесенкой слева направо спускались вниз, в центре монеты красовалось какое-то странное растение, напоминавшее наконечник багра, которым нащупывают и вытаскивают утопленников, а справа, совсем маленький, едва различимый, скорее угадывался геральдический щит с изображенным на нем семисвечником.

Серега подбросил монету под потолок, попытался поймать ее у самого пола на носок войлочной тапочки, но не сумел. Шекель покатился по полу и исчез под телевизионной тумбой. Убедившись, что все электрические провода и кабели, тянущиеся от телевизора и прочих телевизионных принадлежностей к розеткам и разъемам на стене, имеют достаточную длину, Серега отодвинул тумбу на колесиках подальше в направлении центра комнаты и глянул на открывшийся его взгляду прямоугольник легкой пушистой серой пыли, в которой, прорубив узкую просеку, загадочной стороной вверх лежал шекель. И вот эти ведущие вниз ступени, этот багор для извлечения из воды утопших решили дело:


Хрена ли нам Мневники –Едем, вон, в Тель-Авив!


Решение, все ускользавшее от Сереги, как комар при замахе газетой, было принято. Комар сухо и мелко размазан по зеркалу платяного шкафа. Решение было нелепым. Солнечный ожог в конце лета. Но оно было принято. «Нет, конечно, и Мневники нам не хрена, – поправился Серега, – нужно учиться патриотизму у бывших подчиненных. Петах-Тиква, честно говоря, в подметки не годится Мневникам. И в Мневниках, как и в ПетахТикве, есть место подвигу: если не теракт предотвратить, то хотя бы драку на свадьбе унять. Но сейчас – в Тель-Авив», – решился Серега и еще раз, невзирая на неурочный час, набрал номер сотового телефона полковника Громочастного.



СВОБОДА!


Перейти на страницу:

Похожие книги

Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза