Читаем Игра в «Мурку» полностью

А еще иной искушенный читатель послушает рассуждения Теодора и скажет, что есть, видимо, у него (очень, впрочем, «теодоровская») склонность к имитации словесных стилей действительно прославленных и великих, которые ловко использует он для пропаганды сионистских идей. И слышали мы, что он книжки читать горазд. Ну так что же, спросим мы в ответ, что имитация? Почему бы нет? Нынче и граффити на заборах признается за вид искусства. И мы тоже, хоть и любим Вермеера Дельфтского, а, не выпуская руль из рук и прищурившись, не упустим случая отловить какой-нибудь уж очень с вымыслом фрагмент из граффити на пролетающей мимо стене. А по поводу сионистских идей: что же, родину свою трехтысячелетнюю полюбить запоздалой любовью — разве позор?

Вернувшись, пересказал Теодор день Баронессе. Поужинал, принял душ и заснул, что называется, как убитый. Да, видимо, не совсем как убитый, потому что вскоре ему уже снился странный сон, навеянный то ли близостью к природе, то ли демографическими проблемами, которые привели его к мысли о концентрации Еврейского Государства в одной точке. Во сне этом он лежал на травке и читал книжку, опершись на локоть. Но вот опустил он книжку на траву, чтобы обдумать прочитанное, а из-за книжки смотрит на него во все глаза маленькая зеленая смешная головка. И Теодор на нее смотрит и думает: что за чушь такая, кому может принадлежать такая маленькая смешная головка? И тут видит, что смешная головка продолжается длинным зеленым туловищем без ног. Да ведь это змея, осознал Теодор. Глянул, а около первой — еще змея, и еще змея, и все трое головки над травой приподняли и на Теодора смотрят. И ничего смешного уже в этих головках Теодор не находит. И тут прямо холодом обдало его всего, ведь где-то рядом дремлет на траве Баронесса. Невероятным усилием воли воздвиг Теодор во сне прозрачную стену, какие ставят иногда вдоль больших дорог от шума и приклеивают к ним черные фигурки птиц с расправленными крыльями, чтобы предупредить об опасности птиц настоящих. И за этой стеной уже видит Теодор тьму-тьмущую змей. И глядят они на него как деревенские дети из-за стекла, запертые злой ведьмой в хате: у одного нос расплющен набок, у другого губы разъехались, у третьего — и то, и другое, а у четвертого — так даже кажется, что один глаз намного больше другого.

ЕСЕНИН — ИЗДАТЕЛЮ. МАТЕРИАЛ НОМЕР 1

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза