Игра в нападении (СИ)

В собственном двухэтажном пентхаусе идеальная чистота после клинига, ковры и диванные подушки пахнут химозно приятно. Стиль лофт сочетается с переходом из квартиры в террасу. Вид не из восхитительнейших, дом всего-навсего восьмиэтажный, так что небоскребы заслоняют обзор. Но с правого угла можно увидеть Юнайтед-центр и тьму средних школ.

Послезавтра тренировки, через неделю выезд на игру. И это все? Блядь. Я словно подросток в долбанном кризисе. Пусть и на несколько…дней, но меня развлечет Ведьмочка.

ГЛАВА 2

ДЖУДИ

Мне пришлось буквально молить Крис о прощении, а затем оправдываться. Подруга ни за что не верит, что я могла взять и поцеловать…нет, использую неэстетичное, но более подходящее слово — засосать незнакомого парня. Но этот факт ничем не исправить, так что сойдемся на:

— Мне честно очень жаль, что я тебя кинула, но ты знаешь, иначе Оскар или ты пострадали.

Все воскресенье провела с родителями. Мы играли в пинг-понг на заднем дворе, готовили с мамой лимонад, папа рассказывал нелепейшие судебные разбирательства, по которым выносил вердикт. И иногда я не могу это терпеть.

Наступил понедельник.

Я аспирантка в Чикагском университете. Каждый день сталкиваюсь с людьми разных умственных способностей и желаний. Я ответственный преподаватель и ученый, поэтому поправляю очки, которые выполняют исключительно декоративную функцию. Легкая рубашка и льняные брюки подходят для двадцати четырех градусов за окном.

Некоторые аспиранты подражают шестидесятилетним профессорам, цыкают на студентов и на полном серьезе говорят “молодой человек”. Они не позволяют ни одной шутки себе или студентам в докладах. На моей дисциплине это карается здоровым осуждением.

Итак, я не гонюсь за любовью студентов, и это разумно вести себя по иерархии несмотря на то, что некоторые учащиеся старше меня. Все же мы команда по получению знаний. На лекционную часть ко мне приходят из других потоков, подтверждая гипотезу. Это до румянца приятно.

Встаю за кафедру. На моих учебных часах куча народу. Веду и лекции и практические занятия. Профиль — социология культуры.

— На следующей неделе проверочная по первым текстам. — сегодня шестнадцатое сентября, прочитано всего четыре — И если вы думаете, что облегчите работу вашей любимой преподавательнице, списывая друг у друга, чтобы я не проверяла лишние страницы — ошибаетесь. Иначе мне придется оценивать десятистраничные эссе по статье, которой нет в общем доступе.

Никто не спрашивает “за что”. Студенты знают: то, что мы проходим сейчас, пригодится в ближайшее же время и в далеком будущем, главное — пригодится. Это же курс по социологии, культурологии и философии. Они будут использовать знания в научных работах, профессии, жизни.

Начинаю рассказывать о консеквенциализме. Это уровень этичности поступка, которая зависит от его последствий. Жду минуту, пока студенты записывают ужасно длинное слово. Я сама тренировалась, чтобы произнести его, и вряд ли бы написала с первого раза.

Мы рассуждаем об абсолютных принципах, какие-то девушки на задний рядах перешептываются, но когда делаю легкое замечание, одна обращается ко мне за помощью в разъяснении теории Локка.

Мне нравятся мои студенты. Я не отмечаю посещение и не ставлю в журнал оценки по промежуточным работам, они исключительно для их авторов. Но каждый должен прийти на довольно жесткий экзамен. Так что здесь маленькая фан группа социологии и меня. А еще эти люди прекрасно знают двух Гофманов!

Я выучилась Пенсильванском университете. Лига плюща, лучшее гуманитарно-социологическое образование, которое оплатили бабушка с дедушкой. Они профессора права Иллинойского государственного.

И я не планировала возвращаться в Чикаго. Думала закончить магистратуру, пойти в аспирантуру там же, где выучилась, но не все идет так гладко, как представлялось в восемнадцать.

В мамины пятьдесят два у нее обнаружили деменцию. Слабые симптомы, на которые папа мгновенно обратил внимание, а еще в момент приступа она потерялась. Конечно, мама получает лучшие лекарство, болезнь не прогрессирует, но меня трясет от мысли, что настанет день, когда она перестанет называть меня дочерью.

Я приезжаю к ней один-два раза в неделю, что ее безумно злит. Она не считает себя больной, тем человеком, из-за которого я должна тратить свое время. Мам, мне двадцать пять, я исследователь и никуда не уйду, как бы не уставала, как бы не заколебалась.

На первых порах тяжелее всего было папе. Они с мамой вместе с четырнадцати, кажется, он знает о ней абсолютно все, сможет напомнить о любой детали. С лечением грусть в его глазах сменилась на повседневность. И правда, неужели он будет погружен в тоску еще лет двадцать-тридцать?! Это я накручиваю себя. Может, судья Иллинойса слишком хорошо держится, но он и вправду пришел в норму за последние два года, говорит, отчасти это и моя заслуга.