Игра в обольщение

– Ошиблись. Я читаю лекции по психологии.

– Ошибся? Хорошо, что мы не заключили пари!

Она рассмеялась:

– Хорошо! Бьюсь об заклад, вы не привыкли проигрывать.

Прошлое тяжело давило на его плечи. Собственно говоря, он проиграл лишь однажды, но по-крупному. В тот момент, когда Стейшу убили, а его обвинили в убийстве.

– Никто не может привыкнуть к проигрышам, – сказал он.

Она положила на его руку свою и сжала пальцы. Эта девушка так отличалась от своего отца, который вечно твердил, что не стоит зацикливаться на неприятностях. Она умела сочувствовать, и какая-то часть его сознания подсказала, что он может сыграть на этом. Заставить дать то, чего он хочет. Другая часть сознания не хотела затевать с ней игры. Но он футболист. И всегда был футболистом, а значит, умеет играть.

– Простите, Хантер. Расскажите мне еще раз, почему вам нужно увидеть бумаги и вещи отца.

Он коснулся ее руки, потер большим пальцем костяшки пальцев, одновременно обдумывая, что сказать. Если он откроет правду, она замкнется. Ему нужно… нужно, чтобы она почувствовала свою значительность. Словно он здесь ради нее.

И это так, пока она имеет доступ к информации, которая нужна ему, чтобы обелить свое прошлое. Но ему почему-то было не по себе. Может, свидание было ошибкой, поскольку чем больше он узнавал Феррин, тем сильнее ощущал, как это неправильно – использовать ее.

– Я здесь, чтобы наконец раскрыть убийство, совершенное в общежитии. Я хочу раз и навсегда вернуть себе честное имя.

Она положила руки на колени и переплела пальцы. Она смотрела на человека, с которым обедала, и по спине ее полз ледяной озноб.

Убийца.

Слово эхом отдавалось в мозгу, но почему-то было трудно соотнести его с человеком, которого она успела немного узнать за этот вечер.

В горле пересохло, и она поняла, что нужно сказать ему что-то. Он пристально наблюдал за ней, но Феррин понятия не имела, как реагировать на то, что она только что услышала.

– Э-э…

– Да, понимаю, я сумел испортить вам настроение, – вздохнул он, – Сначала я подумал, что вы узнали мое имя, но потом стало ясно, что это не так.

– Нет, я же сказала, что не слишком увлекаюсь спортом и не знаю членов отцовских команд. Поэтому расскажите, что произошло.

– Хорошо. Правда, не знаю, с чего начать.

– Возможно, хорошая идея – начать сначала, – ответила она, все еще пытаясь свыкнуться с тем фактом, что он обвинялся в убийстве. Но он вовсе не казался ей угрожающим. – Вас арестовали?

– Да. Но нас освободили под подписку о невыезде, и обвинения так и не были предъявлены. Поэтому так важно взглянуть на документы вашего отца, – пояснил он.

– Думаете, он имеет что-то общее с убийствами?

Хантер пожал плечами:

– Нет. Не думаю. Но нам не хватает видеозаписей из тренажерного зала, где напали на Стейшу. Думаю, они в коробках с документами вашего отца. Он хранил все.

– Это верно. Пока я живу здесь, он каждую ночь просматривает записи. Что заставляет вас думать, будто у него есть записи из тренажерного зала? Я помню, что видела записи тренировок на поле, – ответила Феррин, пытаясь понять, что же хочет найти Хантер.

– На следующий день после тренировок в тренажерном зале он всегда делал нам замечания. Говорил, что я не работаю с тяжестями в полную силу. Поэтому я понял, что он просматривает и записи из тренажерного зала.

– Это дает пищу для размышлений, – сказала она наконец.

Ей хотелось помочь Хантеру, но, если ее отец сказал «нет», она не станет раскачивать лодку их отношений, действуя за его спиной. Это не в ее натуре.

– Хотите погулять? – спросил Хантер. – Если только чувствуете себя со мной в безопасности.

Она оглядела его, увидела нерешительность в глазах, и ее сердце дрогнуло. В средней школе ее однажды обвинили в обмане. Заявили, что на экзамене она воспользовалась шпаргалкой. Она ничего такого не делала, и мать заставила преподавателя изменить оценку, но остальные ученики поверили в ее виновность. Хотя с положением Хантера не сравнить, она помнила, каково это: когда она приходила на собрания почетного общества, люди глазели на нее так, словно ей там было не место.

– С вами я чувствую себя в безопасности, – призналась она.

Хантер заплатил по счету, и они пошли на пляж. Для человека, которого когда-то обвинили в убийстве, Хантер был удивительно обаятельным и обладал способностью к самоиронии. Феррин отметила все это, пока они гуляли по берегу. Ветер развевал ее волосы, и единственным звуком, нарушавшим тишину, был шум прибоя. Ему нужна информация, хранившаяся у ее отца, и если учесть, насколько ей были безразличны подобные вещи, она едва не поддалась искушению отдать все ему. Но это наследие Гейнеров. Это все хранил отец, и в коробках с записями тренировок и игр и старых документах было что-то такое, чего он боялся.

Она сомневалась, что записи помогут Хантеру. Что отец мог знать о смерти студентки и не рассказать полицейским? Но… ей нравился Хантер. Было в нем что-то отличавшее его от всех ее знакомых мужчин.