Игра в ошибки

— Ибо, ибо? – улыбнулась Алиса, уже давно заметившая привычку Кима, в те моменты, когда он попадал в затруднительные ситуации, говорить долго и прозрачно, углубляясь в такие дебри, что к тому времени, когда он, наконец, заканчивал очередную витиеватую фразу, его собеседник уже начисто не помнил ее начало. – Когда это ты успел?

— Вчера. Его легче убить, чем заставить хоть в чем-то признаться. Прямо партизан на допросе. Поесть что-нибудь найдется? – сменил тему Михалыч. – Я голоден, как собака.

— Как собак, – Алиса снова улыбнулась и пошла на кухню.

На следующий вечер ее снова затрясло, Михалыч понаблюдал за ней минут тридцать, потом резко поднялся с кресла, сломав карандаш о лежащий на столе лист бумаги.

— Все, мне надоело. Собирайся! – приказал он.

— Ты что? – испугалась Алиса. – Куда?

— Езжай к Киму, – сказал Михалыч. – Я пытался с ним говорить – у меня ничего не вышло. Кто-то из вас врет. Или он, или ты, или вы оба. Съезди, может, вы вместе до чего-нибудь договоритесь. Я так не могу больше. Я устал.

— Я никуда не поеду, – возразила Алиса.

— Поедешь, – твердо сказал Михалыч. – Или я сейчас поеду сам и привезу его сюда. Собирайся.

— Но послушай… – начала было Алиса.

— Мне все это надоело. На-до-е-ло! Понимаешь? – сорвался на крик Михалыч. – Я устал, я хочу жить спокойно, спокойно спать ночами, зная, что у меня есть друг и любимая женщина! Это дерьмо – все, что сейчас происходит! Это ваше дерьмо и копайтесь в нем сами! Ты поедешь или мне привезти его сюда?

— Успокойся, – сказала Алиса. – Я поеду. Скажи мне адрес.

Михалыч продиктовал адрес и объяснил, как лучше дойти.

— Желаю договориться до чего-нибудь хорошего, – саркастически заметил он на прощанье.

— Ну, зачем ты?.. – Алиса растерялась, уловив подтекст только что сказанной фразы. – Я так никуда не поеду.

— Поедешь, – твердо возразил Михалыч. – Или поеду я.

— Я скоро, – Алиса повернулась в дверях. – Поговорю с человеком и обратно.

— Счастливого пути! – бросил Михалыч раздраженно и с силой захлопнул за ней дверь.

Алиса ехала и ее вновь разрывало на части, она боялась этого разговора, боялась Кима, боялась Михалыча, боялась себя, все это было слишком для нее, ей одновременно хотелось признаться Киму в любви и попросить его навсегда убраться из их жизни, она не знала с чего начать, о чем говорить, в голове крутились какие-то обрывки фраз, эпизоды прошлого, куски картинок, которые она ловила иногда, Алиса никак не могла собрать все это вместе, облачить все это хоть в какую-то удобоваримую форму, пусть даже далекую от законченности.

К двери Кима она подошла с полным хаосом в голове, несколько секунд постояла, собираясь с духом, потом махнула рукой, будь что будет, и, словно бросаясь в омут, отчаянно и быстро нажала кнопку звонка.

Ким, увидев ее, на несколько секунд просто замерз.

— Привет, – сказала она, чувствуя, как трясутся все поджилки. – Мне нужно поговорить с тобой.

Увидев его так близко, в футболке, спортивных штанах и домашних тапочках, она забыла обо всем на свете, понимая лишь то, что стоит ему сказать только слово, одно лишь слово, и дальше все будет совсем не так.

— Я сейчас, – произнес Ким, накинул на плечи куртку и вышел на площадку.

— Меня Михалыч послал, – начала она. – Понимаешь… Я не знаю, как это лучше сказать… но ему кажется, что ты испытываешь ко мне… ну, скажем, нечто большее, чем просто хорошее отношение… точно так же, как и… я к тебе…

Выдавливая из себя эти фразы, Алиса пристально смотрела Киму в лицо, стараясь уловить хоть какие-то эмоции – реакцию на свои слова. Но лицо Кима было бесстрастным, как гипсовая маска.

— Михалыч как всегда в своем репертуаре, – спокойно произнес он. – Он меня уже достал своими подозрениями и попытками поговорить по душам. Видишь ли… – и Ким пустился в пространные объяснения характера и поведения Михалыча, присовокупляя туда ибо, ибо, кучу отстраненных сравнений, тибетскую философию и поверхностные знания, в общем-то, неплохого психолога.

Алиса слушала его, совершенно запутавшись во всех этих построениях, понимая лишь одно: либо человек так хорошо умеет прятать от себя самые сокровенные свои желания, что сам начинает верить, что их действительно нет, либо он говорит правду, и тогда выходит, что они себе все придумали и накрутили, и все эти вечерние энергетические всплески только их выдумка, их фантазия – не больше. Ким что-то продолжал говорить, она кивала, засасываемая понемногу потоком его слов, начиная верить той убежденности, с которой он произносил их; он вылепил картину, напрочь отличную от той, что все это время крутилась у нее в голове, в результате чего виной всему была излишняя эмоциональность Михалыча, жертвой которой являются они оба; вылепил и заставил Алису в нее поверить. Она даже поддакнула ему пару раз, уже всем своим существом веря, что все так и есть на самом деле. Алиса поверила, и ей стало легче: все это недоразумение, не больше, а раз так, значит, все образуется, Ким уверен в этом, жаль, Михалыч его сейчас не слышит. При воспоминании о Михалыче, Алиса вздрогнула и подняла глаза на Кима:

— Сколько времени?