Игра в отрезанный палец

Пустая безлюдная площадка. Свет от фонарей падал на неровно уложенные бетонные квадратики, на скелетообразные парковые скамейки, на закрытые киоски и маленькие кофейни.

— Ну что, углубимся? — предложил Рефат, кивнув куда-то в темноту, куда убегала из-под фонарного света узкая асфальтовая дорожка.

— Зачем? — не утерпел Виктор. — Можем здесь присесть и поговорить.

— Здесь нас видно будет. И слышно. Да ты не бойся, или ты без оружия?

Виктор промолчал, и они пошли медленно прочь от фонарного света.

— Мы недалеко прогуляемся и вернемся. Ну рассказывай, какие новости?

Виктор прикусил нижнюю губу. Вздохнул. Подумал, раз пришел, значит, все-таки готов был делиться.

— Опознали еще двоих на фотографиях, — сказал он. — Один — Василий Портнов, из уголовников. Сейчас в розыске, по слухам, прячется в России.

Второй, один из бежавших, Сергей Сахно. Кличка «Сапер». Кылимник сейчас во Франции военный атташе украинского посольства… Да, вдова Броницкого погибла.

Несчастный случай. — Последнюю фразу Виктор не удержался и произнес с ехидцей.

— А сын?

— Что сын?

— Сын где? Разве ты не ездил к нему в Англии?

— Пропал. — Виктор посмотрел под ноги, на матовый мокрый асфальт. — Его увезли якобы на машине украинского посольства, чтобы отправить домой. Было сообщение, что с матерью произошел несчастный случай…

— А несчастный случай произошел на два или три дня позже, — перебил, кивая, Рефат.

— Ты что, все это знаешь? — удивился Виктор.

— Нет, не все. Куда нам! — улыбнулся Рефат. — Продолжай!

— Это все.

— Тогда моя очередь хлебом делиться. Кажется, мы нащупали четвертого.

Уверенности нет, но руки чешутся. Через пару дней будет окончательно известно.

— И кто он?

— Если это он, — Рефат выдержал паузу, словно собирая мысли в будущие предложения. — Один военный переводчик поехал из Душанбе в Киев по приглашению одного киевского полковника. Семью отправил к родственникам в Саратов. Попросил их там месяц — полтора обождать, пока он обустроится, обо всем договорится и квартиру получит. Но вещи и мебель они отправили сразу, и она где-то в Киеве.

Они ждут от него новостей, а он не пишет. И вдруг через два месяца письмо от другого киевлянина с сообщением, что ему были оставлены этим переводчиком деньги на хранение. Но переводчик больше не появлялся, и этот честный киевлянин спрашивает жену — что дальше делать? А переводчик, кстати, знаток арабского, немецкого и английского.

— А как проверить — он ли это? — спросил Виктор.

— Уже проверяют. Поехал один человек с фотографиями в Саратов. Проблема в другом. Как уговорить родню молчать, если они узнают на снимке своего мужа и отца? Ну, надеюсь, наш человек не оплошает, как-то договорится. Но если это прорвется наружу и его официально начнут искать в Киеве через какой-нибудь там «Красный крест»… Это нам совсем не нужно. Хотя найти бы того полковника, который его в Киев заманил!..

Закапал дождь, и Рефат раскрыл над их головами широкий купол зонтика.

Вокруг, в странной тишине, зашуршали капли по невидимым листьям едва различимых в темноте деревьев.

Прошли мимо скамейки, и Виктор вдруг остановился, заметив лежавшего на ней человека.

— Ты чего? — спокойно спросил Рефат. — Пошли дальше.

Это или мертвый, или пьяный.

Виктор все еще стоял, у него было такое ощущение, будто он где-то на другой планете.

Рефат спокойно наклонился над лежащим телом.

— Пьяный, — сказал он, выпрямив спину. — Пьяный и побитый. Видно, карманы ему уже почистили, так что больше ему терять нечего. Пошли. Не замерзнет!

Оставив скамейку со спящим телом позади, они углубились еще дальше в парк, казавшийся в это время зловещей лесной чащобой.

— Я пробуду здесь еще два дня, — проговорил после пятиминутной паузы Рефат. — Будут новости — получишь письмом. А теперь можем обратно. Чудесный здесь воздух. Даже влажность какая-то теплая, нежная. От такой и насморка не возникнет!

Они еще раз прошли мимо спящего на скамейке человека. Впереди расплывались на фоне темного неба желтые пятна фонарей.

* * *

Уже два дня продолжался дождь, и Ник сидел в квартире, сидел за передвинутым вплотную к окну столом, лицом к окну. Заканчивалась вторая бутылка «Абсолюта», купленная предыдущим вечером в местном супермаркете. Он еще раз налил водки в стопку, а в стакан добавил пива из жестянки.

Его красные и опухшие глаза смотрели на улицу, на сумерки, стекавшие ежесекундно дождем на землю. Там, за непрозрачной стенкой дождя горели два окна в доме напротив. Но это было словно где-то очень далеко. А здесь, отгороженный от всего мира дождем и горем, сидел Ник. Отрешенный, отлученный страшной новостью от реального мира.

Он снова выпил водки и запил пивом. Глаза чесались, но он, как школьник, удерживал руки силой воли на столешнице. Рукам разрешалось касаться только стопки, бутылки и стакана.

Странное воспоминание заставило его вдруг обернуться и остановить свой взгляд на магнитофоне, стоявшем на подоконнике окна на половине Сахно.