Игра в послушание, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе

Фриц Диц что-то сосредоточенно писал на салфетке по-немецки. Отложив, наконец, ручку, он обратился к Пете:

— Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы, молодой человек.

Петя поднял голову.

— Итак, первое очко ты проиграл из-за того, что доверился колдунье.

— Да, только она оказалась ненастоящая.

— Это не важно. В следующем раунде ты пытался убить себя, подорвавшись на мине.

Петя молчал. Ему было стыдно и страшно.

— Третье очко они засчитали себе после того, как ты поселился в клетке с хомяком.

— А что я мог поделать, если меня заперли в этой комнате со всех сторон?

— Потом они пожалели, что потратили на такого лентяя кучу времени и вернули тебя к началу третьего тура. С этого времени ты, как бы это сказать, начал отыгрываться.

— Выходит так.

— Помешал воришкам украсть алмаз.

Петя кивнул.

— В деле о подглядывании присяжные тебя оправдали.

Петя кивнул.

— Потом, в чемоданчике, ты отказался от предложения карточного джокера и не променял благополучие родителей ради собственной выгоды.

— Было что-то такое.

— Таким образом, на данный момент сложился счет три три. Думаю, скоро произойдет событие, которое шут символизировал третьим номером. И теперь я уже понимаю, что это за номер.

— Ну и!.. — воскликнули разом все трое.

Немец щелкнул пальцами и помотал головой:

— Если скажу, игра потеряет смысл и прекратится.

— Тогда лучше не надо, — предупредил Петя.

— И все-таки, герр Питер, не откажетесь ли вы переговорить со мною пару слов наедине?

Маринка Корзинкина и Славик Подберезкин состроили физиономии и отошли в сторону.

Фриц Диц решил проверить истинность своей догадки, не сходя с места.

— Герр Питер, — начал он издалека, — вы знаете, что я отношусь к вам с симпатией, и только кратковременность нашего знакомства мешает мне прямо называть вас своим другом.

Петя недоверчиво прищурился:

— А мучить в концлагере и убивать тоже как друга будете?

— О, как это примитивно! Вы насмотрелись и наслушались пропаганды. Подискутируем на эту тему в другое время, если желаете. Сейчас о другом. Поскольку ваше местонахождение перестало быть секретом, пообещайте, что сохраните в тайне все то, что вы видели и слышали там… Там, где мы были еще вчера.

— Конечно, куда мне теперь деваться, ведь вы меня там не выдали своим.

— Дело не в этом, я не говорю об услуге за услугу, я только пытаюсь сохранить с вами добрые отношения.

Петя где-то читал, что даже в древности на период проведения Олимпийских игр прекращались войны.

— Хорошо, хорошо, я обещаю. До конца соревнований никому не скажу. А после будет видно.

— Простого обещания мало. Дело слишком серьезное. Поклянитесь.

— Хорошо, хорошо, клянусь, — отмахнулся Петя.

— Нет, не так, это не клятва. Ведь вы христианин? Перекреститесь как положено и поклянитесь именем своего Господа Бога.

Петя поднял руку, чтобы перекреститься и даже открыл рот, чтобы сказать все как положено, но тотчас опомнился. Такую клятву обратно уже не загонишь, и если какая-то досадная ерунда заставит его проговориться… Нет уж, лучше такими словами не бросаться.

— Знаете, — сказал Петя, — я так клясться не буду. От себя лично — это пожалуйста. А Господу Богу, надо полагать, и без меня других дел хватает.

Фриц Диц улыбнулся.

— Хорошо, я верю, — сказал он, — И знаешь, у меня сейчас есть такое ощущение, что свое четвертое очко ты уже имеешь.

Не успел Фриц договорить, как все вокруг заволокло розовым дымом…

9

Затянувшийся стоп-кадр. — Маркиза де Помпадур в ярости. — Седьмая сцена отснята, все свободны

Не успел Диц договорить, как все заволокло розовым дымом, а когда дым рассеялся, оказалось, что посетители ресторана и официанты сидят и лежат как придется, словно сраженные газовой атакой.

Сверху ударили прожектора, запахло магнием. Повсюду путались провода, громоздилась съемочная техника на штативах. И над всем этим гордо возвышались силуэты достоинств и недостатков. Они были раза в два больше обыкновенного.

Петя ничуть не смутился.

Славик и Маринка, чтобы не упасть, сели на стулья.

Фриц Диц надел и тут же выронил стеклышко монокля.

— Стоп! Стоп! Стоп! — требовательно захлопала в ладоши «Помпадур». С ее раскрасневшегося от злости лица сыпались катышки пудры.

— Кина не будет, товарищи, — заявил «Генсек».

Откуда-то вылезла жаба-ассистент и внезапно треснула хлопушкой со словом «ИГРА» у помпадурши перед самым носом. Та в испуге отпрянула и от столь поразительной наглости потеряла дар речи.

— А в чем, собственно, дело? — невинно поинтересовался коньяк, опустив газету «ВИДЫ НА УРОЖАЙ», за которой прятался, когда маркиза начинала скандалить.

— Обсуждать — нечего! — отчеканил молоток.

— Механик! — крикнул «д'Артаньян», и из проекционного окошечка высунулась голова крота в зеленых очках слепого. — А ну крути дальше, усы отрежу!..

— Стоять! — взвизгнула «Помпадур» и, шурша юбками, приблизилась вплотную к Дицу. — Это кто такой?! — указала она на немца пальцем сверху вниз. — Кто это такой, я вас спрашиваю?!

— Вы сами знаете, — нехотя отозвался коньяк, — Барон фон Диц, обаятельный злодей.