Игра в правосудие

А вот и Купер. Он не крадется, не осторожничает, не боится подвоха – шагает уверенно, самодовольно кривит губы и беззаботно таращится по сторонам, удовлетворяя свое ненасытное любопытство. Возможно, надеется, что встретит свою жертву еще по дороге, и убьет одним выстрелом двух зайцев, ведь тогда ему не придется заходить в пустующее мертвенно-серое здание.

Он останавливается возле закрытой двери, в ожидании топчется на месте – кажется, начинает волноваться. Поэтому оглядывается по сторонам, недовольно морщится и нерешительно тянется к петле для навесного замка. Ручки на двери нет, а ведь нужно за что-то потянуть, чтобы ее открыть.

Дверь поддается неохотно, ржавые петли мучительно скрипят. Купер заходит внутрь, оставляя ее открытой. Страшно? Бойся, мой мальчик! Я выжидаю несколько секунд, когда он пройдет подальше, вглубь, и только тогда отправляюсь следом. Продвигаюсь неслышно, ощущая себя его тенью.

Наружный электрический свет проникает в помещение сквозь широкие щели между досок. Толком ничего не разглядишь, и все-таки его хватает, чтобы сколько-нибудь сориентироваться: обогнуть шаткие балки в проходе, не наступить на строительный мусор, который валяется под ногами, спрятаться за бетонным выступом у противоположной стены. Купера я не вижу, но слышу его неосторожные передвижения – шаркающие шаги, раздраженное бормотание.

Он запинается за что-то, разражается грязной руганью, а потом орет:

– Эй, Филлипс! Ты где? Какого дьявола? Я не в прятки пришел играть! Тащи свою задницу сюда и гони деньги! А то смотри, накину процентов.

Дом отвечает ему гулким эхом, отзвуки напоминают сдавленный смех. Провидение тайно потешается над происходящим: оно-то, в отличие от Швайгмана, знает правила начавшейся игры.

Нет, это вовсе не прятки. Скорее старинные английские салки, когда, чтобы попасть с одной стороны поля на другую – из прошлого в будущее, – приходится пройти через ад.

– Долбаная Филлипс! – психует Купер, останавливаясь посредине квадратного помещения в торце здания, в тупике. В нем только один дверной проем, который сейчас находится у Швайгмана за спиной. Правда, еще есть окно, но оно, как и прочие, заколочено. – Ты слышишь меня? Если ты сейчас же не явишься, я поставлю тебя на счетчик! Время пошло. Тик-так.

– Тик-так, – шелестящим шепотом откликается эхо, включая собственный секундомер. Но я не стану ждать.

Присев над маленькой горкой заранее приготовленных щепок, рассыпанных по полу вдоль дверного проема, с отпечатком подошвы, оставленным почти ровно посередине, щелкаю зажигалкой. Благодаря жидкости для розжига язычок пламени, едва коснувшись ближайшего кусочка дерева, мгновенно разрастается до широкой огненной полосы, охватывает косяк. Он тоже заблаговременно облит жидкостью для розжига.

Пламя смыкается, не оставляя ни единого промежутка, превращается в сплошную стену, которая трепещет, которая почти живет. Сквозь нее можно пройти, если, конечно, хватит сил и решительности. Если не побоишься нырнуть в огонь, в преисподнюю, которую пообещал другим.

Пламя сотнями жадных языков лижет кладку, пытается дотянуться до разбросанного по полу мусора, победно трещит, заглатывая очередную добычу, и восторженно ревет, заглушая доносящийся из комнаты голос. Швайгман истошно вопит, ругается, бесится, зовет на помощь, но я не могу разобрать слов. А ведь достаточно только одного…

Шепчу тихонько и почему-то верю, что он меня услышит:

– Шагни в огонь. Шагни в огонь. – Пячусь подальше от нестерпимого жара и по-прежнему повторяю: – Шагни в огонь. Очистись. Изгони из себя тьму.

6. Судный час. Купер Швайгман

Куп внимательно наблюдал за девушкой, и она об этом прекрасно знала. В том-то и весь смысл. Куп почти на собственной шкуре ощущал, как она болезненно корчится под чужим прицельным взглядом. Пожалуй, в тот момент Лейси Филлипс больше всего на свете хотела стать невидимкой. Незаметной для остальных, чтобы все проходили мимо, не обращали внимания, вообще не подозревали о ее существовании. И Куп – в первую очередь.

Эта Филлипс – дьявольская тихоня. В таких черти чечетку отбивают, говорила прабабка Швайгман. Вечно она прячет глаза, аж смотреть тошно. Вся такая из себя святоша! Наверное, время от времени исповедуется, перечисляя свои почти невинные грешки, и чувствует себя ангелом во плоти.

Вот и проверим, какой из нее ангел.

Для начала Куп предложил ей встретиться, но эта дура только испуганно замешкалась и зачем-то полезла в своей ежедневник. А там… Святые небеса! Несколько десятков баксов! Просто так, между страниц заложены, словно закладки у малолеток.

Конечно, дорога в рай для этой Филлипс и всей ее семейки вымощена фигурной плиткой. Охренеть, как некоторым везет прямо с рождения! Они еще ничего особого не сделали, а им уже все! На золотом подносе.