Игра в Реальность. Всё по закону

И кому я вру? Это же мой дневник, никто читать его не будет. Нет у меня никакого парня. В смысле, мы иногда ходим вместе с Люком на вечеринки, но оба знаем, что это просто от скуки. Никаких серьёзных намерений у нас нет. Чувствую, пора переходить от хвастовства к рефлексии. Так вот, мне вообще никто из окружающих парней не нравится. Ну вы поняли, о чём я. И проблема не в парнях, а во мне. Мне наш псих прямо сказал, что я, видимо, была мужчиной в прошлом воплощении, и до сих пор не могу смириться, что теперь у меня женское тело. Это, кстати, полная чушь. Я уже давно смирилась с этим неприятным фактом, ещё лет в пять, когда я окончательно поняла, что не мальчик, а девочка. Помнится, я тогда рыдала целую неделю. А потом плюнула на эти игры мироздания и стала жить, как хочется. А хочется мне вовсе не семью с любимым мужем и детишками, а кресло наместника.

Да, вы не ослышались, я хочу управлять империей. А что тут такого? У каждого человека может быть мечта. Я же не кричу об этом на каждом углу, так, тихо лелею свою хотелку. Ну правда, из меня бы получился очень хороший правитель. В школе я авторитет, меня даже учителя слушаются, кроме Рыбьего Глаза. Этот пока пытается строить из себя великого магистра магии, хотя я уже сейчас могу размазать его по стенке без особого труда. Я, конечно, не ур, но это пока. По мелочи материализация у меня получается совсем неплохо. Мой энергетический щит не пробьёт даже залп из лучевика. Ещё бы освоить мгновенное перемещение и можно идти в Урицкий Университет на практическую магию. С руками оторвут.

Что-то мне подсказывает, что на первый раз рефлексии уже достаточно. Пока, дневник. Увидимся.

Глава 1

В комнате было душно, окна были не просто наглухо закрыты, а вдобавок ещё и занавешены плотными шторами. Раньше Ульрих как-то не обращал внимания на то, что шторы в спальне отца имеют кроваво-красный цвет. Или это просто невинные забавы заходящего солнца создавали такое освещение? Изнутри эти забавы отнюдь не выглядели такими уж невинными, скорее даже зловещими, комната тонула в траурном багрянце, словно в луже крови. Однако именно эта депрессивная подсветка создавала неожиданный побочный эффект. Бледное лицо умирающего, ранее сливавшееся с белым батистом подушки, сейчас выглядело вполне здоровым, казалось, что на его щеках играет весёленький румянец.

Ульрих сидел у постели отца уже почти два часа. Он старался дышать как можно реже, и всё же ядовитый запах лекарств нахально лез в ноздри, вызывая тошноту. Отец умирал тяжело, его сознание никак не желало расставаться с телом. В последние две недели он жил исключительно на обезболивающих микстурах, которые уже почти перестали помогать. Наконец этой ночью умирающий впал в кому и с тех пор больше не приходил в себя. Однако он был ещё жив, и старшему сыну было предписано оставаться с отцом до самого конца. Ульрих очень надеялся, что тот скончается, не приходя в сознание. Нет, он вовсе не был жестоким и к отцу относился если не с теплотой, то уж точно с сыновним почтением. Просто ему было больно наблюдать, как мучается живое существо.