Игра в сумерках

Нет, все было тихо. Значит, Вангели здесь нет. Где же он? Теодор, разумеется, не жаждал встречи с мэром. Он на секунду представил высокую фигуру в черном костюме. Лакированные кожаные ботинки – даже те выдавали в мэре педанта. Ни пылинки. На шее – шелковый темный платок. Но темнее всего была, конечно, не одежда. Глаза есть у всех: зрачки, радужка, ресницы. Но глаза Вангели были какими-то ненастоящими. Они всегда смотрели прямо – это было жутко, но особенно жутко было то, что они не моргали. Взгляд мэра пугал больше, чем черное дуло ружья. А это о чем-то да говорило.

Теодор внимательно оглядел помещение: по ту сторону прохода находилась еще одна клетка. В дальнем углу ее была какая-то куча, – может, одежда, оставшаяся от предыдущего пленника? «Предыдущего пленника», – повторил Теодор. Его пробрал холод.

В подвале было зябко и пусто. Через окно проникал ветер, взметая с цемента пыль. Теодор поежился и обхватил тело руками. Он дрожал, но вовсе не от холода.

Он понял, что один. Никто не знает, что он тут. Сейчас он пожалел, что не воспринимал одиночество всерьез. Если бы… Хоть кто-то…

Но нет. Никто его не вызволит – это ясно, как лунная ночь. Теодор обернулся, и взгляд его остановился на ведре в углу камеры. Грязный, помятый цилиндр. Оттуда мерзко воняло. Тео содрогнулся от отвращения.

И тут он увидел кое-что, поразившее больше, чем ведро для отходов. Пыльный клочок волос, который, подобно перекати-полю, носился из угла в угол его клетки. Тео увидел, что волосы не одного цвета. Значит, они… принадлежали разным пленникам… Теодор почувствовал, как к горлу подступила тошнота.

Он поднял глаза и прямо перед собой увидел на стене камеры нечто ужасное. Вырванный с мясом коготь.

Теодор сложился пополам, его вывернуло наизнанку. Он закашлялся, от желудка прокатилась волна тошнотворного спазма – но ничего не полилось. Обычный спазм голодного живота. Теодор отдышался, стараясь не смотреть на жуткие свидетельства пребывания здесь пленников. Но он чувствовал, как волосы на голове встали дыбом.

Он глубоко вдохнул. В воздухе ощущался запах пота, въевшийся в стены, крови и чего-то гнилого, сладковатый привкус смерти.

Пахло ужасом. Ожиданием неотвратимого. Теодор зажал нос и уткнулся в плащ, чтобы не поддаться страху. Но страх находился не в воздухе. Он рос, подобно вздымающейся земле под вулканом, внутри живота. Теодор тяжело дышал, цедя воздух сквозь зубы, но спокойствие не приходило. Он начал задыхаться.

И тут послышался тихий стон. Теодор поднял голову. Стон раздался снова, и Тео определил, что он доносится из соседней клетки. Там кто-то был, и, судя по звукам, чувствовал себя хуже Теодора.

Тео подобрался к решетке вплотную и уставился в темноту. За окном уже смерклось, и в камере блуждали тени. Он на мгновение задумался, прежде чем раскрыть рот, но все-таки спросил:

– Кто здесь?

Собственный голос, разогнавший тишину, напугал.

Куча в углу клетки зашевелилась. Замерла.

– Эй?

Куча вновь заерзала, полы изношенного пальто откинулись, и Теодору предстало страшное существо. Оно мало чем напоминало женщину, которой некогда являлось. На осунувшемся лице с заостренными от голода скулами тускло блестели голубые глаза. Пересохшие губы со свистом втягивали воздух. Нежительница едва дышала, и было видно, что каждый вздох причиняет ей боль. Кости торчали из-под морщинистой серой кожи, и Теодору вспомнилась та самая собака, которую он видел у дома девочки Оаны. И если то была смерть, то она явно поселилась внутри этой женщины.

– Вы живы?

– Была…

Нежительница зашевелилась и с огромным трудом подползла ближе. Ноги она волочила, будто кошка, чьи лапы перебили кочергой.

– Вы… кто? – спросил Теодор.

Женщина не ответила, посмотрела на Теодора и вдруг – замерла. Теодор прекрасно видел, как меняется ее лицо, на котором отразилось сначала узнавание, потом неверие, а следом – странный испуг.

– Я тебя видела!

В женщину разом вернулась жизнь, и она потрясенно помотала головой:

– Ты кто?

Теодор подумал: «Что во мне такого, что ее напугало?» Он не знал ни единой причины, по которой мог произвести такой эффект у нежителя.

Она вновь вгляделась в его лицо.

– Я тебя знаю.

«Откуда?» – Теодор запаниковал.

– Мы… знакомы?

– Я видела тебя.

– Вы с кладбища? Я вас ни разу не видел, – признался Теодор.

Нежительница мотнула головой в нетерпении.

– Да нет. Я видела тебя, но… во сне.

Настала очередь Теодора изумиться. Сердце сделало лихой кувырок. Во сне! Его видели во снах только мать и отец – и это было началом отсчета неудач. Сначала родители испугались, затем исчезли, а после прилетела эта чертова комета…

– Вы видели меня во сне? Но вы разве не нежитель?

– Нежитель, – кивнула женщина и скривилась, словно это доставило ей боль. – Я видела твое лицо. Накануне прилета кометы я видела тебя, ясно, как сейчас. И в том сне ты открывал дверь.

Теодор задохнулся. Сон, как у родителей!

– Моим родителям тоже снилось это, – признался он с болью, – я и дверь. Я открывал ее. Они не должны были видеть снов – ведь мои родители тоже… нежители.

Пленница удивленно захлопала глазами.

– Ты, наверное, шутишь.