Полицейский сержант проводил их в ярко освещённую, тщательно убранную комнату, где их приветствовал высокий офицер в синей форме.
— Инспектор Фишер — мистер Батгейт, — представил их друг другу Аллейн. — А это доктор Токарев. Я предполагаю предъявить ему обвинение в…
Токарев, который молчал все это время, вдруг снова взорвался.
— Я никого не убивал!
— А кто говорит, что вы убивали? — устало возразил Аллейн. — Вам предъявляется обвинение в подстрекательской, антиправительственной деятельности. Так, кажется, правильно звучит эта фраза? Я вечно здесь что-то путаю. Правда, Фишер? Этот человек обвиняется в принадлежности к подпольной русской просоветской организации, штаб-квартира которой находится в Сохо, на Литтл-Рекет-стрит. Он обвиняется в изготовлении и распространении листовок, содержание которых носит подрывной характер.
— Ясно, — произнёс инспектор Фишер. Он подошёл к окну и надел очки.
После краткого молчания, украшаемого только скрипом пера инспектора Фишера, был вызван сержант, который весело объявил:
— Доктор, прошу пройти в соседнее помещение.
— Я хочу сделать заявление, — неожиданно произнёс доктор.
— У вас для этого ещё будет достаточно времени, — заверил его Аллейн.
— Это все из-за кинжала, — продолжал бубнить доктор. — Дарить кинжал было предательством. Этот поляк Красинский, который подарил Ренкину этот кинжал… это из-за него все неприятности.
— Красинский мёртв, — сказал Аллейн, — а при нем нашли ваши письма. Кто его убил?
— Откуда мне знать? Никто в «Братстве» не знает. Красинский — сумасшедший. Я хочу написать нашему послу.
— Пишите сколько угодно. Он будет в восторге. А теперь мы вас покидаем, Фишер. Где-то в час я позвоню. Спокойной ночи.
Анджела по пути в Лондон и не пыталась опровергнуть слухи о её славе отчаянной автомобилистки. Аллейн объявил, что они едут на Ковентри-стрит, и тут же заснул на заднем сиденье. Найджел любовался милым профилем рядом и думал свои собственные думы.
— Ты считаешь, Аллейн верит, что это сделал доктор Токарев?
— Понятия не имею, — ответил Найджел. — Насколько я понял, Токарев, ваш дворецкий Василий и этот поляк Красинский, с которым Чарльз встретился в Швейцарии, — все они члены какой-то большевистской банды. Красинский, неизвестно почему, подарил Чарльзу кинжал. Судя — по тому, что говорили об этом сэр Хюберт, Артур Уайлд и Токарев, этот кинжал — священный символ их «Братства» и передавать его кому-либо — это самое большое у них преступление. Так вот, в субботу ночью в Сохо кто-то убил Красинского.
— А в воскресенье во Франтоке кто-то убил Чарльза Ренкина, — закончила Анджела. — Ты думаешь, доктор Токарев смог ринуться из своей комнаты, сбежать по лестнице, вонзить кинжал, бегом возвратиться назад и безмятежно запеть «Смерть Бориса»?
— Едва ли. А кто погасил свет?
— И что имел в виду Аллейн, когда говорил, что Чарльз сам ударил в гонг? — продолжила вопрос Анджела.
— Даже не могу себе вообразить. Но сейчас я рад, что он спит. Анджела, ты не будешь против, если я поцелую тебя вот здесь, чуть выше вот этого мехового воротника?
— А если я врежусь в столб, тогда как? Нашёл время для глупостей.
— Пусть я умру после этого, — заявил Найджел, — но все равно рискну.
— Но это же совсем далеко от воротника. Совсем не там…
— Милая…
— Интересно, который сейчас час? — раздался голос Аллейна с заднего сиденья.
— Через двадцать минут будем на месте, — заверила его Анджела, и вскоре её слова подтвердились.
«Бентли» затормозил в конце одного из глухих переулков, выходящих на Ковентри-стрит. Аллейн вставил ключ в английский замок, вделанный в зеленую дверь.
— Хочу предупредить, — бросил он через плечо, — вас ждёт здесь сюрприз.
И действительно, в небольшом холле их встретил старый знакомец.
— Василий! — крикнула Анджела.
— Мисс Анджела, моя маленькая мисс! Душечка! — Это он произнёс по-русски. Василий покрыл её руку поцелуями.
— Василий! — нежно проговорила Анджела. — Что случилось? Почему ты убежал?
— Я был в ужасе. В полном ужасе. Вообразите себе, маленькая мисс, что могло произойти. Я сказал себе: надо бежать, пока во Франтоке не появилась полиция. Она все раскопает. Стоит им спросить Ефима Андреевича, доктора Токарева, и он им, наверное, расскажет, что я у себя на родине, давным-давно, конечно, я был членом «Братства». Он повторит, что я сказал тогда, то есть что мистер Ренкин не имеет права владеть этим кинжалом, который принадлежит «Братству». Это его святыня. Английская полиция, — а она знает все, — конечно, разнюхает, что я получал письма от «Братства» из Лондона. И было бы бесполезно мне заявлять, что я уже очень давно, как это сказать, ничем не связан с этим обществом. Теперь я под подозрением. Поэтому, прежде чем явилась полиция, я сбежал. Меня арестовали здесь, в Лондоне, препроводили в Скотланд-Ярд, где допросили. А потом пришёл инспектор Аллейн, и меня освободили. И вот я здесь. Просто чудеса!
— Да, вёл он себя как старый осел, — сказал Аллейн. — Вы получили мою записку, Василий?
— Да, конечно. Вас уже ждёт ужин и коктейль.