Игра воды

Собака топчется и не находит места
Себе между людей и табуреток двух.
Выносят бережно старуху из подъезда
Панельки – в жиденький кружок ее подруг.

Как кукла детская, свободная от духа,

Скользит к земле она, иссохшая давно,
Уже наслушавшись Кармен и Нибелунгов,
И насмотревшись черно-белого кино.

Из темноты глухой, как в лодке одноместной,

В гробу дешевом над листвой она плывет,
Сухие губы твердо сжав, – обратно в детство,
Где самолетик из бумаги ждет ее.

Где чай с ватрушками, и рис дают с подливой,

Лимон фарфоровый и ангел из фольги.
Где серый волк, коза рогатая бодлива
С тобою в комнате. И выйти не моги.

Огромный двор, не огороженный забором,

Гудит размеренно, как страшный котлован,
И воздух пахнет травяным сердечным сбором,
И придает и цвет и вес простым словам.

Снимает мама с бельевой веревки джинсы,

И в голубом тазу растет тряпья гора.
Есть белый сад, есть жизнь в саду и нет нежизни
Для умной девочки, сидящей у окна.

Озноб

Когда мы выйдем к берегу из зарослей,
К воде, легко теряющей каркас,
Пусть с черных веток ворон интернатовский
Снежинок стаи потрясет на нас.

Пусть отразит река деревья голые,

Над головами вспыхнут облака,
Частями речи, сложными глаголами,
Словами перестанем быть когда.

Запремся в дом и сложим складень зарева,

И нас, как постояльцев, впустит сон.
И дед Мазай запутает мозаику,
Нащупывая дно своим веслом.

А завтра разбуди меня до ужина,

Чтоб разглядел я синий лес осин,
Чтоб под лопаткой стетоскопом слушая,
Угрюмый врач дышать меня просил.

Последний сонет

В библиотеке полк родных речей,
Один и тот же март цветной не тает.
Зачем в ветвях поодаль, Чаадаев,
Так много букв, как черных граачей.

Разжег огонь и в кресле спит, устав.

Лес, обступив, листом лиловым бьется.
Все снова встанет на свои места,
Когда хозяин, выспавшись, проснется.

Дом обречен погибнуть под водой.

Погасла роща и темно от боли.
В учебнике написано про смерть,
Про автора безумного и сеть,
Поставленную для удачной ловли.
Но нету в море рыбки золотой.

Шишка

Нет ни вычурной грусти, ни фальши.
Наш барак и тупик за углом.
Можно было бы мучиться дальше,
Но несчастье тебе помогло.

День любой становился все ближе,

Час любой – не однажды, не вдруг.
Чай с враньем и без косточек вишня,
И на счастье не трезвый хирург.

Ночь пришла без сестры симпатичной

И жарой подступила впритык,
И с тобой почеркала почти что
Список дел первоочередных.

Снег дешевый за форткой без марли,

Одеяла сугробы грубы.
Все еще вспоминаешь январь и
Поликлинику все еще ты.

Перекресток