–…Я им говорил, что у нас перенаселенность, экологический кризис и этнические конфликты по их вине, ведь эльфы все время всех стравливали между собой и устраивали провокации, делая при этом милые лица: мы все такие хорошие! А эти придурки не слушали: взяли да наспавнили (24) хоббитов. А уж они-то получились хуже эльфов! Заняли самые лучшие земли, сидели на всем готовеньком, грешили обжорством и пьянством. Это ведь они приучили людей бухать и травку курить, а их надоумил засранец Олорин. Но главное… Вот идет путник. Выходит почтенный хоббит на крыльцо и приглашает его чайку попить, побеседовать, да переночевать. Усаживает его за стол, гостеприимно улыбается, а сам незаметно подает знак соседу в окно. Гость сидит, попивает чаек и не знает, что уже вся деревня собралась за углом в сладострастном предвкушении. Когда гость поднагрузится галлюциногенного чайку, его хвать! И за забором всю ночь пялят, уроды. Вот так…
–На самом деле, все колечки я сам выковал. Хорошенькие! А эти сволочи вместе с пятью шестерками из-за моря все, кроме одного, у меня стырили, падлы, а потом стали угрожать, чтобы я последнее отдал. Я отказался и заперся у себя в Черной Пустыне, обидевшись и решив больше этих дураков не сдерживать, чтобы они там все загадили, поняли, что я им дело говорил, и просить прощения стали…
–Где, ты сказал? Может, в Мордоре?
–Это они так поиздевались, придумав такое название. Оно значит: Большая-то-что-все-время-упоминает-Иван-Иваныч. Ну, ты меня понял.
–Но ведь… это недалеко от истины.
–А знаешь, заешь, почему?!! – вспыхнул Саурон, – потому что сначала тупых сосунков из-за моря было шестеро, но один посчитал себя больно умным, подглядев как-то, что вы в своем мире строите, и стал всякие железяки конструировать. Для того, собственно, и гномов сделал, чтобы они ему уран, железо и алюминий добывали. А то, что они еще в Белерианде жили, это байки, я говорил. Кончилось тем, что реактор ядерного синтеза вместе с этим неудачником взорвался на юге от Сумеречья и восточнее Итилиена. Хорошо еще, что я оказался рядом и успел с трех сторон горы воздвигнуть, иначе все западное Средиземье радиацией бы изуродовало. Там я и поселился в надежде со временем все исправить. Да. Так они и туда с войском полезли. Мне их было жалко, и чтобы избежать жертв, я колечко одному лбу и отдал. А они-то потом навыдумывали! Но тот его до заказчиков в Ривенделл не довез: набухался по дороге, полез купаться и утонул…
Леха увидел за окном на плацу Гелиоса с какой-то четырехствольной штуковиной в руках. Вдруг все вокруг него озарилось ярко-зеленым и послышались неестественные звуки, как в скверной электронной музыке: "шьюить". Стволы быстро двигались вперед-назад и испускали небольшие зеленые сгустки. Леха увлекся зрелищем, и когда минут через двадцать вспомнил о собеседнике, тот размеренно, с унылым видом глубоко оскорбленного меланхолика говорил:
–Крыса Гэндальф знал, что я терпеть не могу ложь, и придумал издевательство: перевранную историю нашего мира впихнуть в мозги одного из вас. Им стал Толкиен. Когда я узнал и увидел, что писал по ночам он, еще, можно сказать, мальчишка, в ярости явился к этому выдумщику Гэндальфу и прямо сказал, что если тот англичанин хоть что-нибудь опубликует, я не посмотрю, что он – майар тоже, забуду на время свой пацифизм, и посажу его прямо в Ородруин, – это эпицентр термоядерного взрыва, – где он будет у меня под колпаком квакать. Он в штаны наделал, стал мямлить и извиняться…