Игра вслепую

Он и Солдат встали, после чего пошли к двери, а я поднялся к себе в комнату. Ласка все уже съела и теперь лежала на столе большим пушистым комом. Когда я подошел к столу, она открыла один глаз, потом снова закрыла. Ее поведение для меня было загадкой. Если при первой встрече в ней можно было заподозрить признаки разума, то теперь она вела себя как зверь, который наелся и спит. Я перевел взгляд на кровать, где Лолит сладко посапывала, плавая в своих детских розовых снах.

«Не обзавелся ни женой, ни домом, а уже есть дети и домашние животные. Как все интересно складывается в моей жизни. Интересно, был у меня в той жизни дом или нет? Хм! А какая теперь разница? Похоже, мне здесь придется обживаться, причем всерьез и надолго. Не так ли ласка? Кстати, вспомнил».

Подойдя вплотную к столу, я провел рукой над ее мехом. При приближении моей ладони, тот мгновенно терял свой сизый оттенок, становясь черным. При этом я еще что-то чувствовал, но что именно никак не мог понять, так как оно мгновенно терялось в глубине моего сознания.

«Все понятно, но ничего не ясно. Ладно. Будем исходить из того, что есть».

Я тихонько толкнул ее в бок. Ласка снова открыла один глаз и сонно-ленивым взглядом посмотрела на меня.

— Завтра мы уезжаем. Поедем вместе с девочкой, поэтому веди с ней дружелюбно и не причиняй вреда. Поняла?

Может, со стороны, я выглядел смешно, разговаривая с пушистым зверем, но он мне таким почему-то не казался. Беззвучно мурлыкнув, ласка снова закрыла глаз, но при этом я был почему-то уверен, что она все поняла.

С первыми лучами солнца наш караван двинулся в путь. Быкотуры были настоящими великанами среди зверей этого мира, достигая высоты в холке до трех метров. Будучи по своей природе массивными и неповоротливыми, они обладали своеобразной магией — могли отпугивать от себя разнообразных хищников. Люди использовали гигантов как тягловое, так и ездовое животное. Каждый из быкотуров, кроме того что тянул два фургона с товарами, так же еще нес на своей спине два деревянных помоста, свисавшие с двух боков. На этих площадках были закреплены низкие, но довольно широкие корзины, дно которых было устелено толстым и плотным материалом. Все остальное путешественник должен брать с собой сам. Основой этого перечня был матрас, одеяла и тент от солнца и дождя. К помостам были прикреплены прочные веревочные лестницы, которые в ночное время втаскивались в корзины. Так как ход гиганта был вровень со скоростью быстро шагающего человека, а значит, забраться в корзину или спуститься вниз не представляло ни малейшего труда. Неприхотливые добродушные великаны могли идти весь день без остановки, как делали это на свободе, постоянно передвигаясь в поисках корма и останавливаясь только на ночь, чем и воспользовались люди, используя их для своих нужд.

В караване была, как и везде, своя иерархия. На верхней ступени стояли купцы и их доверенные приказчики. Затем шел проводник каравана, начальник охраны и два мага, нанятых для сопровождения каравана. Все они имели свои корзины, но основная масса — работники, погонщики и охранники шли пешком и спали на земле у костров. Для отдыха под них был выделен один из фургонов, где они могли по очереди, дать отдохнуть ногам, проехав какую-то часть пути.

Мне самому все было интересно, а про Лолит и говорить было нечего. Ребенок воспринимал путешествие с каким-то щенячьим восторгом. Весь первый день она только и делала, что лазала вверх-вниз по веревочной лестнице или бежала вприпрыжку рядом с добродушным гигантом, а когда уставала, то забиралась в корзину и гладила светло-коричневый мех животного, называя его ласковыми именами. Она пыталась то же самое проделать с лаской, но та всячески старалась уклоняться от игр и нежностей, поэтому всю свою детскую привязанность девочка перенесла на быкотура, на спине, которого мы ехали. К этому моменту я уже знал, что девочка родилась в многодетной семье. Около года тому назад мать тяжело заболела и больше не встала с кровати. Ее отец из последних сил пытался прокормить шесть ртов, но наступил день, когда тот понял, что ему это не под силу, и тогда он продал свою дочь. Как я узнал в последствие, многие бедняки, доведенные до нищеты, продавали своих детей.

Когда я ей вечером сказал, что мы завтра уезжаем далеко и надолго, то думал, что она начнет кричать и плакать, но ничего подобного не произошло, даже больше того, она неожиданно, с почти взрослой серьезностью, сказала, что ее родителям, братьям и сестрам будет легче жить, если она уедет. «Черныш», как окрестила ласку девочка, тоже не доставлял мне особых хлопот. Днями спал, а ночью, во время стоянки, где-то пропадал, возвращаясь только под утро.