Игра вслепую

По дороге домой я ощущала некое недовольство. Я уже почти забыла, что еврейка. Вышла замуж за протестанта с английскими корнями и практически не задумывалась об антисемитизме. Меня никогда не обзывали жидовкой. И вроде бы никогда не отказывались брать на работу или дружить со мной из-за моего происхождения. К счастью, я ни разу не сталкивалась с предрассудками и даже забыла, что в моей родной стране, в родном городе живут люди, для которых «еврей» означает нечто большее, чем тот, кто вешает на рождественскую елку несколько звезд Давида. Сьюзен Салливан отдала ребенка потому, что его отец еврей. Она очень вовремя съездила в Японию и могла убедить мужа и его семью, что это его ребенок, но все же отдала его. Сьюзен была уверена, что еврейская кровь его выдаст, что национальность окажется столь же очевидной, как рога на голове. Я повернула зеркало заднего вида и посмотрела на спящего Исаака. Похож ли он на еврея? В нем течет кровь польских евреев, его предки, если библейские легенды не лгут, некогда жили в каменистых пустынях Израиля. Заметен ли на его лице неизгладимый след многих поколений ростовщиков с орлиным носом?

Светлые волосы Исаака прилипли к влажному лбу. Голубые глаза закрыты, густые ресницы касаются круглых розовых щек. Пухлые губы вытянуты, наверное, ребенку снится сосок. По правде говоря, допускаю, что нос у моего сына несколько великоват для такого крошечного личика. Но унаследовал он его от папы, на физиономии которого скалистым утесом торчит громадный шнобель. Такой нос занял бы достойное место среди нацистских карикатур. А в Питере нет ни капли еврейской крови.

Моя бабушка, которая дожила до нашей свадьбы, плакала во время церемонии. Я думала, это потому, что мой муж не еврей. По настоятельной просьбе матери, я подошла к бабушке, готовясь пообещать растить детей в еврейской традиции.

– Горе-то какое! – причитала она, прижимая меня к груди. – Твой носик! Твой крошечный носик, шиксам на зависть, и все коту под хвост!

Из Тихих Аллей мы с Исааком поехали за Руби в еврейский детский сад. Как приятно вернуться в знакомый мир, где даже гой знает, кого и когда называть поцом и как есть бутерброд с пастрами.

По пути домой зазвонил телефон. Пока я его нашарила, чуть не вывернула на встречную полосу.

– Алло? – крикнула я, пытаясь переорать шум на дороге и треск помех.

– Мама! Опасно говорить по телефону в машине. Папа так сказал! – завопила Руби с заднего сиденья.

Я не послушала ни ее, ни свою совесть, и продолжила:

– Алло?

– Привет, это Кэндис. Помните? Подруга Бобби.

Вот это сюрприз. Не ожидала снова ее услышать.

– Откуда у вас мой номер? – спросила я несколько грубо.

– Ваш муж дал. Я позвонила по номеру с визитки, и мне сказали, что у вас есть сотовый. Надеюсь, не возражаете? Могу перезвонить попозже, если сейчас вам неудобно.

– Нет, нет, все нормально, – сказала я быстро.

– Просто звоню узнать, как дела. В смысле, как там дело Бобби.

Я поежилась. У меня не было «дела» или клиента. Одно лишь нездоровое любопытство.

– Нормально. Прекрасно. Вы что-нибудь можете мне сказать, Кэндис?

– Я? Нет. Я ведь ничего не знаю. Мне интересно, что вам удалось выяснить о смерти Бобби, о его матери. Или еще что-нибудь.

Я призадумалась, пытаясь понять, что на уме у этой женщины. Во время нашей последней встречи она была не слишком разговорчива и сказала мне только название больницы, в которой родился Бобби, да и то лишь, чтобы я не выдала ее полиции. Что ей нужно теперь?

– Я встречалась с родной матерью Бобби, – сказала я.

– Правда? Какая она? Он говорил с ней перед смертью? Она что-нибудь знает о его смерти? – вопросы лились из нее бурным потоком.

Я не ответила ни на один из них.

– Кэндис, Бобби упоминал что-нибудь о своем родном отце?

– Об отце? Нет. А что? Он его тоже нашел? Как его зовут? Бобби связался с ним?

Я решила не откровенничать с ней.

– Точно не знаю. Это все, что вы хотели?

– Нет, есть еще кое-что, – сказала она, понизив голос, будто собиралась поведать тайну. – Я много думала о Бобби, о его самоубийстве. Вначале считала, что он не мог убить себя, но потом появилось чувство, что вполне мог.

Я заинтересовалась. Она первая из всех знакомых Бобби предположила, что он мог решиться на этот шаг.

– Вот как? Почему вы так считаете?

– Понимаете, мы с Бобби хорошо знали друг друга. Даже очень хорошо. – Она неприятно хихикнула. – Он доверял мне такие тайны, которые не рассказывал больше никому.

– Например?

– Например, как несчастлив он в личной жизни. Как хотел уйти от Бетси, но чувствовал, что не может.

Я сбавила скорость, не хватало еще, чтобы мое любопытство довело до аварии.

– Почему он не мог уйти от нее?

– Она ведь была наркоманкой. Он боялся, что если бросит ее, она снова подсядет или того хуже…

– Что хуже?

– Ну там, с собой покончит…

– Но как это могло довести его до самоубийства?

– Все-таки вы плохо знали Бобби, не то, что я, – сказала она масляным голосом.

– Возможно. Тогда, может, вы мне объясните, как сложности с Бетси, если они были, могли подтолкнуть его к самоубийству?