Игра втемную

Я сел на диван. Петров вернулся в кресло и удовлетворенно кивнул. У него снова появилась возможность разговаривать со мной с позиции силы. И он дал мне это оценить. Потом Петров вынул из кармана носовой платок и тщательно вытер обойму.

– Это я вам показал, чтобы вы мне все-таки поверили. Если бы мы не передумали – вас сегодня же утром арестовали бы за незаконное хранение боеприпасов.

– И что же вас остановило? Надо полагать, гуманизм и филантропия.

– Ничего подобного. Просто сегодня утром стало известно, что в СИЗО в своей камере покончил жизнь самоубийством осужденный Брыкалов. Есть предположение, что у него не выдержали нервы в ожидании ответа Президента на его прошение о помиловании.

– Мне он сказал, что в случае отказа в помиловании он не будет просить еще раз, а с гордостью примет пулю в лоб.

– Не знаю, с гордостью или нет, но Брыкалов повесился в камере смертников. И даже не оставил посмертную записку.

– Ну как твое самочувствие? – жизнерадостно спросил Женька, входя в комнату. – Мне Татьяна сказала, чтобы я к тебе зашел. Позвонила мне в общагу. Очень торопила.

– Здравствуй, Женя, – с чувством сказал я, – она тебе откуда звонила?

– Я так понял, что звонила она из редакции. Мне передавала привет от ребят. И тебе, кстати. Твоим самочувствием Главный интересовался.

– Значит, она звонила из редакции, – обреченно сказал я.

Я ведь просил Татьяну все сделать с телефона-автомата. Позвонить Женьке и еще кое-кому. Судя по всему, она решила сэкономить время и силы. Позвонила из редакции, с телефона, который, я в этом был уверен, прослушивается. Сегодня я действительно мог никуда не выходить из дому.

– Женя, если тебя не затруднит, пожалуйста, пойди на кухню и поставь чай. Мне нужно минут десять поболтать, а потом пообщаемся с тобой.

Женька внимательно посмотрел на меня, на Петрова и вышел из комнаты. Дверь он тщательно за собой прикрыл, что ясно указывало на правильное понимание им текущего момента.

– Мы остановились на самом интересном месте в нашей беседе. Брыкалов повесился в своей камере. Он этот героический поступок совершил ночью?

– Поздно вечером. Контролер слишком поздно заглянул в камеру.

– А как же его сокамерник? Он что, ничего не видел?

– Какой сокамерник? Брыкалов находился в одиночке, как положено смертникам.

– Был у него сокамерник. Был. Я когда интервью брал, видел шахматы на столе. Перед нашим приходом постель напарника убрали, чтобы все выглядело, как будто он просто сидел в двухместной камере один.

– Может быть, так оно и было?

Я не смог уловить в голове Петрова фальши или иронии, потому ответил честно:

– В переполненном СИЗО, в камерах которого сидит в четыре раза больше арестованных, чем положено, один человек в двухместной камере – непозволительная роскошь. Тем более, что, помимо шахмат, в камере были сигареты. А Брыкалов не курил. Он сам заявил, что бережет здоровье, несмотря ни на что.

– Ну, как бы там ни было, – подвел черту Петров, – Брыкалов умер. Нам показалось, что подобные места для вас могут оказаться ненадежными.

– И поэтому вы здесь. Как и вчера днем.

– Как и сегодня ночью. Уже вторые сутки возле вашего дома дежурят наши люди, охраняя ваш покой и сон. Поэтому я так отреагировал на вашего визитера. Все слишком серьезно, чтобы мы рисковали. И поэтому мне очень хотелось бы знать, что именно происходило с вами в последнее время.

Он хотел бы знать, что происходило со мной в последнее время! Я бы и сам этого хотел. Но я не был уверен, что Петров тот человек, который смог бы мне все объяснить. Он пытается использовать меня втемную, а это самый непродуктивный способ сотрудничества со мной. Я молчал, и Петров молчал. Он ждал, а мне ждать было нечего. План, который еще утром казался мне эффективным и правильным, сейчас выглядел несколько бледно. Можно играть в детектив, если это ничем не грозит. Но если в результате неверного шага можно оставить этот бренный мир, то все приобретает несколько иную окраску. Как говорилось в одной детской дразнилке: «А жить-то хочется, а ножки тонкие!» А ножки тонкие.

В коридоре зазвонил телефон. «Я возьму трубку», – сообщил Петров и вышел.

Разговор длился всего пару минут. Петров вернулся в комнату, и по его лицу я понял, что меня ждут новости. Я понял, что сейчас Петров скажет что-нибудь типа: «Уважаемый Александр Карлович, мне только что сообщили, что ввиду изменившихся обстоятельств…» Такое чувство предвидения будущего мне знакомо очень хорошо. Особенно ярко у меня запечатлелась в памяти ночь на 13 декабря тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Я стоял дневальным, когда в роту прибыли все офицеры и прапорщики, и ротный приказал поднять всех, кто был свободен от нарядов, на полтора часа раньше положенного. Рота построилась, ротный прошелся перед строем, строгий и серьезный, а у меня в голове четко прозвучало: «Товарищи, за последнюю ночь обстановка в Польской Народной Республике резко обострилась, и введено военное положение». Слова эти вначале прозвучали у меня в голове, а через минуту их произнес ротный.