Игра вынужденных убийц

Степану вновь стало стыдно, но уже не за себя и свою громоздкую поклажу, а за Иваныча. После того, как тот уважительно отнесся к погибшему охраннику, молодой человек как бы взял его в команду, ведь все не так страшно, когда ты не один. Иваныч же показался ему простым и добрым, таким, как его семья, таким, как он, в конце концов. И вот теперь его новоиспеченный товарищ позорит его перед остальными.

Но когда Степа поднялся и огляделся, то понял Иваныча: тринадцатый этаж представлял собой обширное пространство, квадратов триста без перегородок и окон. Пространство, где не было ни единой двери, а значит, и места для санузла.

Молодому человеку тут же захотелось в туалет. Нет, до этого он не хотел и, возможно, еще долго бы об этом не вспомнил, но когда тебе говорят, что туалета нет и в ближайшее время не предвидится, то подсознательно сразу же начинаешь искать возможности.

– Едрит мадрит! – от души выругался электрик стоящий рядом. Достав старую фляжку, он смачно глотнул ее содержимое. Степа был уверен, что внутри точно не вода. Ему тут же захотелось присоединиться к мужику и во вздохах, и в выпивке, но врожденная брезгливость не позволила попросить поделиться спиртным, и оттого он лишь тяжело вздохнул. Возможно, даже тяжелее своего новоиспеченного друга.

Глава 6 Живи тихо – не увидишь лиха

Адам сидел и безотрывно смотрел в одну точку, пока остальные гости тринадцатого этажа разбрелись по нему, изучая свое неожиданное убежище. Точку он выбрал на лбу человечка, изображенного на плакате, которым так гордился в последнее время шеф. Это был даже не человек, скорее, какой-то инопланетянин. Посмотрев этот фильм, он ничего толком в нем не увидел, поэтому не понял, почему этот тусклый двуцветный постер такой дорогой, да и, если честно, не хотел знать. Он не признавал Малевича и других авангардистов – Адам был воспитан в Третьяковке и умел ценить красоту.

Его мама работала смотрителем в музее. При словах «смотритель музея» люди обычно представляют себе человека, сидящего весь день на стуле в углу и иногда засыпающего от скуки. Но Адам знал, что это не так. Иногда его маме даже не удавалось ни разу за день присесть, не говоря уже о возможности пообщаться с сыном, забегавшим к ней на работу после школы. Если случалось именно так, то Адам сам пускался гулять по знакомым с детства залам. Обязательно подходил здороваться к Пушкину, жалел княжну Тараканову, стараясь мысленно сбросить с ее кровати крысу, и мечтал хоть раз сходить на охоту, чтобы послушать байки усатого старика, которые он так эмоционально рассказывает своим друзьям на привале. Но особой любовью Адама был Айвазовский и его море. Маленький мальчик грезил им, потому как настоящее море он не видел еще ни разу. Накопить на путешествие к нему у мамы Адама никак не получалось. Хоть она и являлась еврейской женщиной, но, видимо, этот ген бережливости был у нее атрофирован, и экономить она не умела. Они с Адамом тратили всю зарплату за первые три дня, посещая дорогие рестораны и магазины, а после весь месяц сидели на макаронах и гречке. Именно поэтому ни один из этих продуктов Адам не мог терпеть ни в каком виде – они напоминали ему о нищете и одиночестве. Именно в тот период, именуемый мамой «макаронно-гречневые времена» особо остро чувствовалось, то, что им некому помочь на этом свете.

Вдруг в поле его зрения показалась девчонка, она подошла к плакату, на который уставился Адам, и стала трогать его толстую раму. Чем этот плакат мог заинтересовать ребенка, ему было непонятно – то было некрасивое и скучное полотно, на фоне схематичных небоскребов нарисован то ли человек, то ли робот, а вверху название «Metropolis». Хотя, возможно, ее привлекла именно массивная рама с толстым противоударным стеклом.

Адам помогал шефу в покупке этого постера и еле сдерживался, чтобы не поморщиться от сочетания рамы и плаката. Как сказала бы его мама: «Отсутствие вкуса – тоже вкус… Но извращенный». Так вот у Константина Конева был самый что ни на есть извращенный вкус. Когда продавец сказал, что рама с противоударным стеклом, в которой всегда поддерживается нужная температура, чтобы постер был всегда в сохранности, идет в подарок, то Адам фыркнул. Он готов был сказать что-то язвительное, в духе: спасибо, нам такой красоты не надобно – но шеф уже жал руку и благодарил продавца за щедрость.

Намучились они тогда с этой безвкусицей! Ее надо было подключить к электричеству, да не просто воткнуть в розетку, а напрямую запитать провода с задней стороны рамы. Сама по себе рама или, если говорить точнее, вульгарный футляр к плакату был очень большим и тяжелым и без проводов, которые необходимо было вывести отдельно. К тому же возникла большая проблема в креплении всего сооружения к стене. А зная стоимость этого постера, Адам приказал рабочим намертво прикрепить его по периметру рамы.

– Отойди от плаката, девочка! – закричал Константин, и Адам уже знал, что следующим он услышит свое имя.