Корабль назывался «Ассоль».
Вблизи он оказался гораздо больше и комфортабельней, чем я думал, имел две палубы, бар в трюме и площадку для танцев на корме.
Мы сели в числе первых пассажиров и сразу поднялись на верхнюю палубу, облюбовав место у спасательной шлюпки.
Отсюда открывался прекрасный вид на набережную, а мол с билетной кассой и трапом был как на ладони.
Долго ждать не пришлось. Вскоре у питьевого фонтанчика, что находился неподалеку от причала, появился Тофик.
14.43. При посадке на катер обнаружил «хвост». Слежку ведет Т. Шахмамедов.
Купив билет, он долго ошивался около кассы и прошел на корабль, затесавшись в толпу туристов, из чего я заключил, что распределение ролей осталось прежним и что прятаться нужно не нам, а ему.
Это намного облегчало задачу.
Постепенно поток пассажиров пошел на убыль. Заиграла музыка. Мы спустились вниз и пробрались на корму, где незадолго до отплытия начались танцы.
Я не искал Тофика, и он, надо отдать ему должное, не попадался нам на глаза. Лишь однажды, когда «Ассоль» уже отвалила от пристани и вышла в море, его пышная, похожая на черный одуванчик шевелюра возникла справа по борту. Возникла и тут же исчезла.
Санаторий был второй по счету остановкой. По расписанию мы прибывали туда в 15.45.
К этому времени веселье на корме достигло апогея.
Поддавшись общему настроению, мы тоже танцевали, причем увлеклись настолько, что чуть не пропустили остановку. Нина танцевала отлично. Это оценил не только я: возле нас, норовя оттеснить меня в сторонку, лихо отплясывал шустрый паренек в адидасовской экипировке и с блестящим амулетом на шее. Держался он в рамках приличия, но от этого нравился мне еще меньше, так что пришлось пару раз нечаянно наступить на его новехонькие кроссовки, что не оставило его равнодушным. Он огрызнулся, но намек понял и мигом переключился на яркую блондинку, танцевавшую по соседству.
Нам пора было двигаться к выходу. Делать это следовало с умом, чтобы не обеспокоить Тофика раньше времени.
Сперва мы заглянули в бар (по пути я боковым зрением засек, как он метнулся в другой конец палубы), потом прогулялись вдоль салона и остановились поблизости от дверцы, через которую должна была производиться посадка.
Над водой в поисках провианта носились чайки. Розовые, белые, с янтарным отливом, они подлетали так близко, что были видны их черные, без возраста, бусинки глаз. Мы успели скормить им полпачки печенья. Другую половину съели сами.
Тофик забрался наверх и укрылся за спасательной шлюпкой прямо над нашими головами. Заметил я его чисто случайно: Нина вытащила зеркальце, и на его поверхности на миг отразилась желтая майка с зеленым кантом по рукавам — второй такой на судне не было.
«Ассоль» сбавила обороты. Описав плавную дугу, она приближалась к причальной стенке, сплошь увешанной старыми автомобильными покрышками.
Мягкий толчок, и на берег полетели канаты. Выдвинули трап. Началась посадка.
Я почувствовал, как напряглась в моей ладони рука Нины.
— Идем? — спросила она вполголоса. Я не говорил ей о Шахмамедове, но, видно, она догадалась, что наши перемещения по кораблю совершались неспроста.
— Успеем.
Здесь выходили человек шесть-семь, вошла одна девушка. Вахтенный, не глядя, надорвал ее билет и взялся за поручни, собираясь убрать сходни.
— Постой, друг. — Я пропустил Нину вперед и следом за ней быстро сошел на пристань.
За спиной лязгнули дверцы. «Ассоль» плавно отвалила от причала.
Полоска воды все увеличивалась, отдаляя нас от владельца желтой майки с зеленым кантом по рукавам. Кстати, его на верхней палубе видно не было — очевидно, бежал вниз, кроя меня на чем свет стоит, но это было уже его личное дело.
Мой отчет украсила следующая пометка:
15.52. Ушли от наблюдения.
Санаторий стоял на пригорке. Вероятно, когда-то его территория была обнесена забором, от которого с той поры осталось несколько литых чугунных ячеек по обе стороны от входа.
Под стать им была и арка, и лавки на тяжелых гнутых ножках, и старая, но добротная лестница с пузатыми стойками балюстрады, тщательно отреставрированная и выкрашенная белой масляной краской.
По этой лестнице мы поднялись к трехэтажному зданию, где, судя по вывеске, помещались администрация и процедурные кабинеты. Поодаль на газоне паслись не то бронзовые, не то «под бронзу» олень с олененком.
Внутри царила стерильная тишина, а чтобы мы ненароком ее не нарушили, полы выстелили толстыми ворсистыми дорожками.
— Вы не подскажете, в каком корпусе искать отдыхающего Пасечника? — спросил я у строгой усатой женщины, сидевшей под табличкой «дежурный регистратор».
— Зачем он вам?
Я растерялся.
— А разве это имеет значение?
— Имеет, — отрезала она, выразительно покосившись на мою сумку. — Здесь лечебное заведение, у нас режим, и я обязана оберегать покой своих больных.
Вот, значит, куда подевались недостающие ячейки от забора!
— Видите ли, он мой дядя. Мы с сестрой отдыхаем тут неподалеку и хотим с ним повидаться. Если он узнает, что мы были тут и не зашли проведать, у него откроется язва, а то и еще что похуже. Так уже было однажды, в прошлом году. Его еле откачали…