Читаем Играй, Адель, не знай печали полностью

Играй, Адель, не знай печали

— У нас всё могло быть замечательно, — продолжил он уже тише. — Если бы не он… Сколько у нас было бы. Всего. Да что уже говорить — мы убитое поколение. Вот теперь его нет, но для нас это уже ничего не изменит — мы так и останемся. Он проехался по нам. Катком проехался. По нам по всем.

Склонив голову набок, она прервала его:

— Но он мёртв. А мы живы. Это наша победа. Другой вопрос — нужна ли она ещё нам. Если да — значит, мы выиграли. Если нет — значит, он.

Зенкин смотрел на неё с сомнением. Казалось, он пытается обдумать что-то.

— А ты? — наконец спросил он. — Тебе она нужна, м?

— Я ещё не поняла, — неуверенно протянула она. — Но, я думаю… Мне кажется, кто-то должен был сделать и это — просто выжить. Пережить его. Остаться. Чтоб сказать вновь прибывшим, что ничего не закончено. Я думаю… это хорошо, что мы здесь.

Зенкин помолчал, потом тихо рассмеялся:

— Иногда ты бываешь чертовски умной, Адель. Впрочем, может, ты и права. Ну, что ничего не закончено. Что ж, попробую выкарабкиваться потихоньку. Правда, мне всегда было сложно в одиночку… Но ладно. Как-нибудь.

Он шагнул в двери.

— Почему в одиночку, — подала голос Адель.

Зенкин удивлённо обернулся. Она, смутившись, пожала плечами:

— Я, конечно, не фройляйн Рита… Но, в конце концов, мы с тобой в одной лодке.

На улицах Ринордийска завывала метель.

PS. Бонусом — «колыбельная для Риты», посмертное обращение от кого-то из её близких знакомых.

Почему вы сегодня так грустны, моя фройляйн?

Почему так тревожно поёт на душе?

Не блистает ваш взор, вы глядите спокойно

На почти опустевший фужер.

Что вам снилось сегодня, этим утром хрустальным,

После всей карусели столичных огней?