Играй в меня

С него слетела вся бравада. Старый уже, безумно уставший человек, мне вдруг его стало жалко. И себя жалко. И Димку. А Катьку… её жалеть не получается. Потому что не верю, что умереть может. Как это, Катька, и мертвая? Так не бывает. Я сдохну, а Катька должна жить.

— Когда её можно будет навестить?

— Она в реанимации. Не сегодня, точно.

Но деньги решают многое. Я заплатил. Потом ещё заплатил. Наверное, Димка платил тоже, я словно в тумане бродил, не замечая толком ничего. К Катьке нас пустили. Она лежала, все такая же белая, как простыня больничная, которой её прикрыли. На саван эта простыня была похожа, её сдернуть хотелось, растоптать. Все вокруг пикало, цифры какие-то мелькали на табло, отмеряя, взвешивая секунды Катиной жизни.

Я привалился к стене, Димка вовсе сполз на пол. Я подумал, и сел рядом с ним. Курить снова захотелось страшно, рука даже к карману потянулась, но замерла, на полпути, словно очнувшись — какие сигареты, вообще, Катька умирает! С полу было видно её руку, тонкую, беззащитную, с иглой воткнутой в едва различимую вену. На руку было смотреть легче, чем на лицо, прикрытое на половину кислородной маской, лицо, на котором все черты заострились, даже глаза, казалось запали. Димка потянулся к постели, намотал на палец прядку тёмных волос, замер так, на несколько секунд, потом беспомощно уронил руку.

— Умирает, — глухим голосом сказал он. — Ты представляешь, умирает она. Мы её делим, делим, а она дохнет по капельке десяток лет и молчит.

И засмеялся. Смех дикий, неуместный заполнил комнату, метался, от стены к стене, не мог вырваться наружу, запертый, вместе с нами. От него мурашки по коже. С безумной силой захотелось ему по морде двинуть, даже кулаки зачесались, заревел бы что ли, лучше.

Глава 24

Катя

Лялька возлежала на софе гигантских размеров и лениво обмахивалась веером. Я ущипнула себя за руку, но Лялька никуда не исчезла, софа тоже на месте осталась. Тогда я шагнула вперёд и присела на самый краешек. Лялька лениво повернулась ко мне и посмотрела прищурившись.

— Я что, типа в раю? — решилась спросить я.

— А ты думаешь, что попала бы в рай?

Вопрос я оставила без ответа. Огляделась — для рая здесь было…странновато. Я вообще не задумывалась никогда, существует ли он, хотя в бога вроде верила. По крайней мере думала, что верю. Комната была огромной, под стать софе. Высокие сводчатые потолки терялись из виду, едва просматриваясь через… облака. Они маленькие, пушистые, словно нарисованные парили над нашими головами. Кругом стрекотали какие-то крошечные птички, бабочки летали. На полу сотни ковриков самых разных форм и размеров.

— Лялька, ты что, умерла тоже?

Она пожала плечами. Для того, чтобы выбраться с софы ей пришлось встать и идти по ней пешком. Потом спрыгнула на пол, и понеслась прочь вприпрыжку, с коврика на коврик. Я следом за ней.

— Не знаю… не задумывалась даже. Знаешь, в тот день… когда случилось то, о чем я не говорю, я сильно испугалась. Хотя, ты наверное догадываешься. И у меня получилось… спрятаться. Здесь ничего не было. Я решила, что это рай, но для рая здесь было очень странно и пусто. Я вспомнила все фильмы на эту тему, и решила, что здесь должны быть облака непременно. Я так долго об этом думала, что облака и правда появились. Тогда я стала придумывать это место шаг за шагом. Когда мне становится скучно я придумываю очередной коврик. Это как вязать, только пальцы не устают и никаких противных спиц. Птичек придумываю. Иногда, даже стихи сочиняю. Критиковать их некому, поэтому я считаю их шедевральными. Хочешь, прочитаю?

Я растерянно кивнула и следующие полчаса слушала длинную и унылую поэму о первой любви. Рифма хромала, ритм тоже, но говорить об этом я не стала. Уж в конце то концов, можно же хоть в раю почувствовать себя выдающимся стихотворцем. Зачем лишать человека иллюзий? Комната все никак не кончалась. Мы прошли мимо огромного причудливого озера, мимо настоящей пальмовой рощи в которой пасся самый натуральный единорог. Он был невероятно розового цвета, а рог судя по блеску на гранях, бриллиантовый, не меньше.

— Его я тоже придумала, — немного смутилась Лялька. — Но он очень милый.

К этому моменту я стала думать, что вместо рая попала в психушку, и в данный момент брежу на пару с Лялей. Но надо признать, это было даже забавно.

— Может, я просто сплю? — выдвинула предположение я.

Лялька на ходу оторвала цветок и протянула мне. Я понюхала — пахнет. Бывают ли сны с запахами, настолько же реальные, насколько бредовые?

— Тссс, — сказала шёпотом Лялька. — Пришли. В моем воображариуме вовсе не нужно спать, но сон я придумала тоже, ибо мне нравится спать, а ещё так у меня появляется время для бабочек, ковриков и прочей хрени, которой я занимаюсь.

Колыбель стояла в пещере. Не страшной, а очень уютной. На полу меховые шкуры, на стенах свечи, в очаге тлеют угли. Лялька слонялась, я дыхание задержала. Повернулась — на руках ребенок. Не младенец, года, может полтора.