Играй!

Он замолчал, подбирая слова, и Теодор оглянулся на дверь. Если психолог зайдет сейчас, это будет крайне неловко. Он мысленно подгонял мальчишку, чтобы успеть услышать, что там он понял. Природное любопытство взяло верх, заставив забыть о том, почему он сам оказался в этом кабинете.

– И я просто не знаю, с кем… то есть кому… – Кристофер снова вздохнул испуганно, как будто стоял на краю пропасти, а потом прыгнул, резко закончив: – Кому рассказать о том, что мне нравятся парни, а не девушки.

Теодор от неожиданности подавился воздухом, громко откашливаясь. Парень за шторкой понял, видимо, что только что исповедался не тому человеку, вскочил так быстро, что опрокинул стул, судя по грохоту.

– Подожди! – глухим голосом воскликнул Теодор, судорожно глотнув воздуха. Сердце колотилось, как будто это его тайна вдруг оказалась раскрыта. Но он не хотел, чтобы мальчишка боялся. Теодор был мудаком, но тема ориентации не была для него шуткой. Он прекрасно понимал, сколько нужно смелости, чтобы об этом рассказать. – Подожди, не убегай!

Парень замер, из-за шторки не доносилось ни звука.

Теодор не умел утешать и успокаивать людей, но в этот раз не мог не попытаться. Оглядев светлый безликий кабинет, будто пытаясь найти в плакатах о признаках депрессии ответ, он нервно вздохнул.

– Да, я не психолог, прости, – наконец вымолвил он. – Прости, что не остановил тебя раньше, это было… грубо с моей стороны, наверное. Но я никому не расскажу, правда. Так что ты можешь продолжать. Я просто хочу… возможно, я смогу чем-то помочь.

Он с волнением ждал ответа, даже не осознавая, что только что впервые в своей жизни извинился перед кем-то, и расслабился только после того, как услышал, что Кристофер поднял стул и снова сел.

– Ты правда никому не расскажешь? – с поразительной наивностью поинтересовался он. Теодор приподнял уголки губ в улыбке и покачал головой.

– Нет.

– Меня это не волнует в любом случае, – дрожащим голосом произнес он. Хотел прозвучать самоуверенно, но у него не вышло. – То, что ты рассказал бы всем. Просто… я сам хотел рассказать. Было бы ужасно, если бы ты забрал у меня это право. Понимаешь, о чем я?

Теодор кивнул, а после осознал, что парень его не видит, и поправился.

– Да, конечно.

На той стороне какое-то время было тихо, а потом Кристофер вновь заговорил:

– Я долго об этом думал и понял, что уже не смогу скрывать. Ведь это… часть меня, так? Важная часть меня. Просто мне нужно набраться смелости.

– Ну, – Теодор задумчиво покусал нижнюю губу, размышляя над его словами. Тот наверняка ждал ответа, вот только Теодор не был психологом. Зато он понимал его гораздо лучше, чем эта красавица, только-только вышедшая из университета и считавшая, что плакаты с признаками депрессии действительно помогут кому-то выявить депрессию. – Ты ведь уже набрался? Смотри, ты рассказал мне.

– Я думал, что рассказываю психологу! – смешно возмутился он, и Теодор невольно улыбнулся шире. – И ты меня не видишь!

– Какая разница, – он на автомате пожал плечами. – Даже для этого нужна смелость. Даже для того, чтобы признаться самому себе, нужна смелость.

«Вот у меня ее нет».

Кристофер явно задумался над этим, потому что некоторое время ничего не говорил. Теодор постукивал пальцами по столу психолога, мысленно благодаря ее за то, что она так удачно свалила.

– Что, если… что, если от меня все отвернутся? – едва слышно спросил он, и его голос дрогнул в конце.

Эта трогательная нерешительность сделала что-то странное с сердцем Теодора. Он опустил руки на подлокотники и крепко сжал пальцы, чтобы не дернуться к шторе, не отодвинуть ее, чтобы увидеть этого запутавшегося ребенка, который боялся, что если он станет настоящим собой, то останется один. Чтобы уверить его, что он никогда не останется один.

Теодору не была свойственна такая глубокая эмпатия, просто в этот раз…

В этот раз он и вправду хорошо его понимал.

– Те, кто действительно любят тебя, не отвернутся, – заверил он его. – Точно тебе говорю.

– Я боюсь, что, – мальчишка тихо всхлипнул, – что в школе надо мной будут издеваться. Мне еще несколько лет учиться, я же не смогу никуда перейти…

К ужасу Теодора, он начал плакать, всхлипы стали чаще и громче.

– Эй, эй, послушай, никто не станет над тобой издеваться, – поспешно пообещал он, сам толком не осознавая, что сказал, и на автомате привставая с кресла. – Честно, обещаю тебе. Ты веришь мне? Эй, Кристофер! Веришь?

Но на него это явно не подействовало. Теодор стиснул зубы. Он не умел утешать людей, не умел. Из них двоих Адам всегда умело подбирал нужные слова, которые могли успокоить кого угодно. Теодор был в этом совсем не силен.

Ему вдруг сильно захотелось оказаться по другую сторону шторки и просто… обнять его? Так ведь люди утешают друг друга, да?

Так его утешал Адам.

– Знаешь, я могу рассказать тебе историю, – неуверенно начал Теодор. Плач за шторой мгновенно стал тише, будто в приемнике уменьшили звук. – Вряд ли это тебя успокоит, конечно, но мне тоже… неплохо было бы выговориться. Готов выслушать?

Кристофер шмыгнул носом.

– Готов, – гнусаво ответил он.