Играй!

Теодор остановился у кафе, из которого уже вышла Ева, такая смешная и миниатюрная в огромной куртке, шапке с помпоном и с надутыми губами. Он подождал, пока она закроет кафе на ключ, и вышел из машины, распахивая для нее дверь пассажирского сиденья.

Ева пыталась делать вид, что недовольна, но, когда Теодор сел внутрь, принимаясь самозабвенно подпевать какой-то песне о любви, не выдержала и рассмеялась.

– Впервые вижу тебя таким счастливым, Теодор, – заметила она, пристегиваясь, и Теодор тронулся с места.

– Да, – рассеянно ответил он, мельком взглянув на нее, его глаза сияли. – Наверное, это потому, что я впервые настолько счастлив.

Они болтали о всяких мелочах, Теодор рассказал, про что будет постановка, Ева рассказала о девушке, с которой недавно познакомилась, о том, как дела в кафе.

– Честно говоря, я не думал, что ты так легко согласишься оставить работу, – улыбнулся он. – Думал, силком придется тебя вытаскивать.

– Ну раз уж ваше высочество приехал за мной лично, – фыркнула Ева.

– С тех пор как ты открыла это кафе, мы стали редко общаться, – уже серьезнее сказал он. – Ты ведь была единственной, с кем я дружил после того, как Адам…

Теодор осекся, не зная, как правильно закончить и что вообще сказать. При мыслях об Адаме в душе всегда появлялась какая-то скорбь, как будто он мертв, хотя все вовсе не настолько страшно. Теодор почему-то чувствовал себя виноватым из-за того, что он тут, он смог полюбить другого парня, он счастлив. Наверное, жизнь Адама и вправду закончилась в тот момент, когда его мать застала их за поцелуем, а жизнь Теодора продолжилась.

– Эй, – Ева прервала поток мыслей, уводящих все дальше от радости. – Мы оба знаем Адама. Он бы не хотел, чтобы ты чувствовал себя виноватым.

Еве, должно быть, было еще больнее вспоминать Адама, потому что она была с ним ближе, чем с Теодором. Она не знала ничего о поцелуе, о причине, по которой тот так стремительно покинул город, но наверняка догадывалась, что между ними с Теодором все было не так просто и связывала их не только дружба.

Ева ловко перевела тему, и Теодор позволил ей себя отвлечь – с этой девушкой забыть о плохом не составляло труда. Спустя несколько минут они подъехали к школе, и он припарковал машину, забирая костюмы и блокируя дверцы.

– Мне нужно к ребятам, чтобы подготовиться, найдешь дорогу сама? – попросил он девушку и, дождавшись ее кивка, сорвался с места, забегая в здание.

Он так торопился к актовому залу, что совсем не заметил, как на него все оглядываются, не услышал ни одного смешка за спиной, не увидел ни одной насмешливой ухмылки.

* * *

– Он не отвечает на звонки, – Кристоферу с трудом удавалось контролировать панику в голосе. Ребята – почти все уже одетые, накрашенные и готовые к представлению – столпились вокруг него, и он не знал, что им сказать. Они впервые видели его настолько растерянным и беспомощным, и от этого становилось не по себе. Потому что даже если Кристофер, который в любой ситуации старается сохранять хладнокровие, отчаялся, то у них не было шансов.

У него предательски подрагивали пальцы, телефон едва не выскальзывал из вспотевших ладоней, и он снова и снова перескакивал со вкладки с телефонной книгой на вкладку с постом на школьном форуме.

У него сжималось горло от страха, тревоги за Теодора и боли. Все знали о том, что он гей, но никто и понятия не имел об ориентации Тео, и ему требовалось столько сил, чтобы объявить об этом, Кристофер боялся даже представить, что он почувствовал, когда увидел пост.

Никто не станет осуждать его, если он решит не приходить. Это не просто прийти на уроки, это выступление на сцене. Сотни глаз будут направлены на него, глаза тех, кто сейчас грубо высмеивает его за спиной.

– Теодор не пришел? Пятнадцать минут осталось! – голос мистера Уилсона перекрыл гул, поднятый встревоженными ребятами. Они слышали, как в зале уже начали собираться люди, и от этого тревожный холодок бежал по коже. День, которого они так ждали, грозил превратиться в катастрофу.

– Мистер Уилсон, – глухо позвал Кристофер, пробираясь через ребят к учителю и пряча от него покрасневшие в уголках глаза. – Я не думаю, что Тео… придет.

Эти простые слова оказались такими болезненными, что Кристофер едва сдержал подступающие слезы.

– Что это значит? – на повышенных тонах поинтересовался и без того нервный мистер Уилсон, и Кристофер без лишних комментариев показал ему пост. Воцарилась звенящая тишина, пока учитель смотрел видео, и его глаза расширялись, становясь похожими на блюдца. Досмотрев видео, мужчина перевел на Кристофера ошарашенный взгляд. – Это ты и… Теодор? Теодор Хейз?

Кристофер обнял себя руками, будто боясь рассыпаться на части от стыда и боли, и расстроенно посмотрел на мистера Уилсона.

– Я не знал, что к этому придет, – сожалея, прошептал он. – Мы не должны были показываться вместе до премьеры. Мне так жаль, мистер Уилсон, прошу, простите меня…

– Ох, ребенок, – пробормотал мистер Уилсон, обнимая его и осторожно гладя по голове. – Ты не виноват. Мы сейчас что-нибудь придумаем. Не расстраивайся.